Альфредо Конде - Синий кобальт: Возможная история жизни маркиза Саргаделоса

За день до этого авангард Сульта прошел двадцать лиг, отделяющих Луго от Бетансоса, и расположился всего в семи лигах от Коруньи. Если мосты в Бетансосе удалось спасти от разрушения, то мосту в Бурго не повезло. После того как по нему прошли войска, один английский офицер совершил акт самопожертвования, взорвав заряд, который держал в руках, и мост над Меро взлетел на воздух. Это был единственный способ наверняка разрушить мост и прикрыть отступление товарищей. Дойдя до реки и убедившись в результатах столь же великого, сколь и бесполезного героизма, генерал Франчески продолжил путь вверх по течению, пока не обнаружил другой мост, в двух лигах от разрушенного. Но проезжей дороги, которая позволила бы войскам дойти до него, не было.

Сульт приказал восстановить мост, чтобы можно было переправить артиллерию. Это дало время для перегруппировки всех сил маршала, и таким образом дивизия Делаборда смогла занять свою позицию вечером четырнадцатого, в момент завершения реконструкции моста. Все это оказалось возможным благодаря удивительной активности генерала Гарбе, командующего инженерией. Пятнадцатого числа поступил приказ о походе на Корунью. В конце концов пушки пришлось переправлять вброд во время отлива, поскольку мост удалось восстановить лишь в последний момент для прохода пехоты. Сульт вновь коротко пересказал все это Бертье в суровом военном стиле и со свойственной ему лаконичностью:

— Я вышвырнул врага из Бурго, и мы обнаружили, что из-за взрыва фугаса целый пролет моста взлетел на воздух, две ближайшие к нему опоры были серьезно повреждены, и требуется много труда, чтобы сделать мост удобопроходимым. Франчески отправился вверх по реке в поисках переправы. Мост Камбре был отрезан, и его охраняли. Пройдя еще пол-лиги, генерал Франчески переправился вместе с кавалерией по мосту в Селасе и двинулся вперед по главной проезжей дороге, ведущей из Коруньи в Сантьяго. Я занял Перильо, откуда мог наблюдать английский флот, стоявший на якоре в лимане Коруньи. Было непохоже, чтобы корабли готовились к погрузке войск. Тогда я приказал, чтобы конница Франчески при поддержке драгунов Лаузэ двинулась на Сантьяго и прикрыла мою атаку в этом направлении.

Пока все это происходило, Мануэль Фрейре Кастрильон прибыл во дворец Педросы и теперь созерцал маяк Сан-Сибрао из окна северного фасада, выходящего на море. Недалеко от него, в Рибадео, Антонио Ибаньес спустился из своей башенки и направился к колодцу, несколько нарушив свое привычное расписание. Ему было грустно, его обуяла тоска, и он мечтал лечь рядом с Лусиндой и тихонько рассказать ей обо всем, что его мучило. Он и предположить не мог, что в этот самый час во дворце Педросы, воодушевленный праведностью своих помыслов, исполненный убежденности, держал речь Маноло Фрейре.

Представитель британской короны в Центральной хунте Мадрида и бывший депутат от Мондоньедо знал о том значении, которое придают его персоне идальго, потчевавшие его, с одной стороны, своими рассуждениями, а с другой — лучшей рыбой этого морского побережья.

Мануэль Педроса, хозяин дворца, и его двоюродный брат Антонио Кора, судья, представлявший судебную власть в этом округе, зачарованно внимали речам, коими тешило их столь значительное лицо. Мануэль Фрейре понизил голос и доверительно продолжил свой рассказ, вводя их в курс того, что сообщил Сульт ему, одному из самых доверенных его лиц, во время прогулки, которую они совершали вокруг Луго, шагая по крепостной стене. Речь шла о том, чтобы Саргаделос перестал производить боеприпасы для мятежных войск и перешел к поставке снарядов для императорской армии. Хорошо еще, что Ибаньес с нами, якобы, по утверждению Фрейре, сказал Сульт своему наперснику.

Это было более чем достаточное основание для объяснения того факта, что все цеха предприятия оставались пока невредимыми, и именно по этой причине, разумеется, колонна гренадер кавалерийского полка генерала Фурнье прошла мимо них, не обратив никакого внимания, даже не зайдя в Саргаделос, к великому удивлению всех местных жителей. Педроса и Кора завороженно кивали в ответ на сие секретное сообщение и поспешили принять очевидность того, что, как утверждал Фрейре, Ибаньес был будто бы в курсе пожеланий Сульта и собирался оставить завод целым и невредимым.

Оба идальго даже не подозревали, что основное препятствие состояло как раз в уверенности, что Антонио Ибаньес отдаст точно такой же приказ, как тот, что послужил причиной разрушения Орбайсеты, сделавший невозможным использование тамошнего завода для нужд французской армии, что именно такой возможности следовало избежать любым способом и с этой целью прибыл сюда Фрейре, убежденный, что от Ибаньеса необходимо избавиться, и чем быстрее, тем лучше. Именно в этом и ни в чем ином состояла миссия, приведшая Мануэля Фрейре во дворец Педросы.

— Но он сидит взаперти в своем особняке в Рибадео, словно его ничто не касается, — донесся голос Мануэля Педросы.

Ответом на это замечание хозяина дворца служит молчание Фрейре. И это молчание воодушевляет Педросу на продолжение речи:

— Когда Фурнье прибыл в Рибадео, он с легкостью занял его и так же легко подчинил себе шунту, а потом, и в этом ему тоже никто не препятствовал, заставил провозгласить Жозефа Бонапарта королем Испании. Ну вот, а господин маркиз тем временем сидел у себя дома, не покидая его, чуждый происходящему. Он как бы в стороне от событий.

Пока Педроса говорит, а Кора кивает, Фрейре лихорадочно обдумывает, каким образом изменить такое отношение к обсуждаемому вопросу в пользу поручения, которое вновь привело его на взморье Луго.

— Я вижу, вы обратили внимание на то, что колонна Фурнье даже не приблизилась к Саргаделосу, французишки обошли его стороной, даже не взглянув на него. Вас это не удивляет? — настойчиво задает он вопрос обоим идальго.

— Как это не удивляет? — отвечает за двоих Кора. — Господин маркиз сидит себе преспокойненько в Рибадео, а Саргаделос не трогают, должна же быть для этого какая-то причина.

— Мои информаторы докладывают мне, что в Саргаделосе куют цепи, с помощью коих во Францию отправят тысячи пленных, которых в эти дни возьмут в плен французишки.

— А, так вот в чем дело? — возбужденно и с показной доверчивостью заключает Педроса, демонстрируя свойственный ему ум.

Мануэль Фрейре поджимает губы, втягивает щеки, раскрывает руки ладонями вверх и, слегка пожав плечами, кивает.

— Видно, он совсем офранцуженный… жозефин, как их там называют, — наконец убежденно изрекает Мануэль Фрейре.

— Ну пусть только люди узнают об этом, тогда увидишь… — отвечает Педроса с уверенностью, что скоро именно так все и произойдет.