Анатолий Марченко - За Россию - до конца

Они долго говорили на эту тему, предвкушая грядущие победы. Потом Владимир Зенонович затронул аграрный вопрос.

— Надо бы больше привлекать на свою сторону крестьян, — озабоченно сказал Май-Маевский. — Тут надо признать, что большевики нас обскакали. Обещают беднякам манну небесную, да и зажиточных крестьян успешно перетягивают на свою сторону.

Врангель моментально вклинился в разговор.

— Пока мы не дойдём до седых стен Кремля и не услышим звон колоколов Ивана Великого, ни о каком аграрном вопросе не может быть и речи! — как всегда громогласно и с изрядной долей патетики воскликнул он, будто только от него и зависело, решать этот вопрос или не решать.

— Как бы не прозевать самый ответственный момент, — возразил Май-Маевский. — За то время, какое уйдёт на взятие Москвы, большевистская зараза окончательно собьёт мужика с истинного православного пути. Мужик не пойдёт за нами, если мы не дадим ему землю.

— А рабочим — фабрики и заводы?! — ехидно выпалил Врангель. — Ha-кося выкуси! — И он сунул увесистую дулю едва ли не в нос Май-Маевскому.

— Это вы мне? — от души рассмеялся Май-Маевский. — А я всегда считал вас, любезный Пётр Николаевич, человеком изысканных манер.

— К чёрту изысканные манеры! — Врангель был уже изрядно «на взводе»: назначение Май-Маевского бесило его, вызывая зависть. — С этим быдлом не церемониться надо, как это изволите делать вы, Владимир Зенонович, а вешать, вешать и ещё раз вешать! Вот тогда-то они и пойдут за нами как миленькие!

— Господа, призываю вас к спокойствию, — вмешался Деникин. — Всему своё время. Решим и земельный вопрос. А пока самое главное — решительное наступление! Только вперёд!

Направить разговор в другое русло помог Романовский.

— Владимир Зенонович, — сказал он, — Антон Иванович разрешил вам формировать Белозерский полк, правда, без ущерба для остальных частей. И ещё: очень просим вас подтянуть Шкуро, он совсем распоясался.

— А как его подтянешь? — улыбнулся Май-Маевский. — Разве вы не знаете его анархистский характер? Нажму на него, а вдруг он перекинется к Махно или Петлюре?

— Ничего, найдём управу и на Шкуро, и не таких обламывали, — пообещал нахмурившийся Деникин. Он помолчал, видимо что-то припоминая. — А вообще-то нынешним нравам приходится только удивляться. Мой отец протрубил при Николае Первом два года. И дослужился... до прапорщика! А этот Шкуро в считанные месяцы норовит в генералы!

— Так в те времени, ваше превосходительство, — тут же среагировал Владимир Зенонович, — даже чин прапорщика обеспечивал получение дворянства!

— Прапорщик — это знаменосец, — поспешил высказать свою осведомлённость Врангель.

— А помните, как писалось в «Учении о хитрости ратного строения пехотных людей»? — Деникин задумался. — Я наизусть помню: «Та рота гораздо устроена, когда капитан печётся о своих солдатах, а поручик мудр и разумен, а прапорщик весел и смел». Каково! Прекрасное наставление!

— А нынче капитан печётся главным образом о себе, поручик пьянствует напропалую, а прапорщик издевается над солдатами, — зло ввернул Врангель. Что касается упоминания о пьянствующем напропалую поручике, то конечно же это был прозрачный намёк на «художества» Владимира Зеноновича.

— Ну, бывают досадные исключения, — смягчил оценки Врангеля Деникин. — В основе своей наши офицеры, несомненно, следуют старым заповедям.

— Вы, Антон Иванович, во всей армии известны своей чудотворной добротой и мягкосердечием. — Врангель сказал это не столько в похвалу Деникину, сколько в осуждение...

— В чём наша беда? Я бы даже сказал, не беда, а трагедия? — На этот раз Деникину изменило обычное спокойствие. — В том, что мы — не единое целое, чем должны быть, чтобы одержать победу. Мы, по существу, касты! Добровольцы, донцы, кубанцы, кавказцы! И каждый тянет одеяло на себя, презирает другого и ставит ему палки в колеса! Как объединить эту разношёрстную массу, как её сцементировать! Я не знаю средства.

— Лучшее средство — хорошая дубинка в крепкой руке, — хмуро отозвался Романовский.

— А что делать с нашим высшим командным составом? И тут — лютая зависть, стремление напакостить друг другу. Врангель ненавидит Май-Маевского, Шкуро — Мамонтова, чёрт знает что! Чует моё сердце, что скоро одна Добровольческая армия останется со мной, остальные разбегутся кто куда.

— Такая опасность существует, — подтвердил Романовский, понимая, что Деникину надо было бы сказать нечто противоположное, утешительное. — Кавказская и Донская армии спят и видят, чтобы отмежеваться от нас и остаться лишь в оперативном подчинении главкому. И всё же, Антон Иванович, мы должны усиливать своё влияние и не позволять центробежным силам добиваться исполнения их желаний.

— Да, вы правы, Иван Павлович, — пожал плечами Деникин. — Паниковать пока не будем. Давайте-ка определим главные направления наших наступательных действий.

Они склонились над картой.

— Несомненно, приоритетные направления — это Харьковско-Курское, Воронежское и Царицынское. Последнее особенно важно тем, что даёт в перспективе возможность соединиться с армиями адмирала Колчака. На этих участках фронта у нас пока полуторное превосходство в пехоте и четырёхкратное — в коннице.

— Считаю, что первоочередные удары следует нанести но красным на правом и левом крыле, — убеждённо сказал Романовский. — Девять дивизий мы можем бросить на Екатеринослав и Харьков, семь — в северную часть Донской области, где они смогут соединиться с казаками верхнедонских станиц.

— И всё же нам особо следует подумать о Царицынском направлении, — озабоченно произнёс Деникин.

— За Царицын пока беспокоиться не стоит. — Романовский поспешил успокоить Деникина. — На этом направлении у нас двадцать шесть дивизий, в том числе семнадцать конных. Царицын нами охвачен с юга и с запада. Красные отступают. Инициатива действий на всём более чем полуторатысячном фронте в наших руках.

— Великолепно. — У Деникина даже разгладились морщинки на лбу. — Но успокаиваться рано. Красные умеют мобилизоваться. Ленин объявил Южный фронт главным фронтом республики.

— Пока всё идёт по плану, — продолжил Романовский. — Генерал Врангель со своей Кавказской армией восстановил мосты на железнодорожной ветке Царицын — Великокняжеская, подтянул резервы, бронепоезда и авиацию и бросил в прорыв между Царицыном и излучиной Дона третий Донской корпус генерала Мамонтова, планируя обойти Царицын с запада. Десятая армия красных отрезана от главных сил фронта. В результате она оторвалась от соседней Девятой армии почти на двести километров.

— Надо, чтобы Врангель прижал красных к Волге и разгромил их в районе Царицына, — жёстко произнёс Деникин. — Напомните ему об этой главной задаче, Иван Павлович. В дальнейшем он должен прорваться к Саратову и соединиться с войсками Александра Васильевича Колчака. Тогда вся Нижняя Волга станет нашей.