Владимир Рынкевич - Наука умирать

— Серёжа, я не позволю тебе погружаться в такой пессимизм. Ты лучший из мужчин. Если б я не встретила тебя, то, наверное, ушла бы в монастырь. Я видела вокруг себя только жалкие, хоть и внешне привлекательные, фигуры в различных мундирах людей, занятых лишь тем, чтобы покорить как можно больше женщин, или разбогатеть, или втереться ближе ко двору. А ты, Серёжа, настоящий русский воин.

— Марианночка, твои слова вызывают у меня смущение, даже стыд. Наверное, я всё-таки хуже, чем ты меня представляешь, но я постараюсь быть таким, каким ты меня видишь.

— Ты настоящий воин, настоящий мужчина, и если у тебя есть грехи, то это грехи воина — истинного мужчины. Твои друзья — и Деникин, и другие — все они думают о себе, а не о России. Ты меня прости, но мне не хочется сближаться ни с жёнами Лукомского и Романовского, ни с невестой Деникина. Все они мелочны и эгоистичны. Они были бы рады, если б их мужья каким-нибудь образом опошли в сторону от этой ужасной борьбы, которая началась в России. Наверное, и за границу с удовольствием бы уехали — только боятся сказать это прямо. А ты...

— Бросить Россию и куда-то бежать? Разве мог бы бросить тебя и детей?..

Вскоре в Быхов приехал Председатель следственной комиссии Шабловский и в течение нескольких дней, пересмотрев материалы дел, освободил большинство заключённых. Остались Корнилов, Деникин, Романовский, Лукомский, Марков.

18 ноября в полдень Корнилов получил телеграмму из Ставки: «К Могилёву приближается большевистская экспедиция во главе с назначенным советским правительством новым главнокомандующим Крыленко [10] Крыленко Николай Николаевич (1885-1938) — член Петроградского ВРК и первого СНК, член Комитета по военным и морским делам. С 9 ноября 1917 года — Верховный главнокомандующий и нарком по военным делам. С марта 1918 года работал в органах советской юстиции. Позднее был государственным обвинителем в крупнейших политических процессах, председателем Верховного трибунала при ВЦИК, дослужился до поста наркома юстиции СССР (1936 года). . В целях безопасности всем заключённым и полку текинцев предлагаю покинуть Быхов в произвольных направлениях поездом, подаваемым из Могилёва к 6 часам вечера. Духонин».

Корнилов собрал всех пятерых, прочитал телеграмму. Лукомский сказал:

— Ну, далеко на этом поезде мы не уедем.

Корнилов молчал и направился к своим текинцам проверять лошадей.

— А нам с вами, Иван Павлович, придётся жён подковывать, — грустно пошутил Марков. — Чтобы от нас не отстали.

У Романовского, однако, был вполне реальный вариант: близкий родственник в Сумах. Не очень, конечно, близкий, но на некоторое время приютит женщин.

— Но кто же их туда отвезёт?

И об этом подумал Романовский:

— Вы же знаете, что здесь стоит польская часть Довбор-Мусницкого [11] Довбор-Мусницкий Юзеф (Иосиф Романович) (1867-1937) — из польской дворянской семьи, генерал-лейтенант (1917). Участник русско-японской и Первой мировой войны. С августа 1917 года командовал сформированным в Белоруссии 1-м Польским корпусом легионеров. В январе-феврале 1918 года возглавлял мятеж против советской власти. В конце 1918 года принял польское подданство и стал главнокомандующим великопольской армией, в начале 1919 года был смещён К). Пилсудским. , а начальником штаба там мой хороший приятель, подполковник Ряснянский [12] Ряснянский Сергей Николаевич (1886-1976) — георгиевский кавалер. Участник выступления Корнилова. В Добровольческой армии — начальник разведывательного (контрразведывательного) отдела штаба армии (с 1918 года), начальник штаба конной группы Донской армии. В апреле-октябре 1920 года — командовал Гвардейским кавалерийским полком, 2-й бригадой 2-го кавалерийского полка. Эмигрировал в Югославию, где служил в пограничной страже. Во время Великой Отечественной войны — начальник штаба в 1-й Русской Национальной армии. После 1945 года — в США. С1954 года — начальник Северо-Американского отдела РОВС и заместитель начальника РОВС. . Надо срочно получить разрешение на выход в город, найти Ряснянского, а вечером есть поезд Минск—Харьков. Через Сумы...

План Романовского удался на сто процентов. Он умел составлять очень хорошие планы, умел их выполнять. За это его многие не любили. Вечером госпожи Романовская и Маркова выехали в Сумы.

Над Быховом стояла туманно-печальная тихая осень. Сад опустел, осыпался, потемнел. Решили: надо собираться к поезду и уезжать, а в поезде переодеться и скрываться поодиночке. Текинцы оставили лошадей с коноводами с тем, чтобы те отогнали их в Могилёв, и к шести часам зашагали к вокзалу.

Однако поезда не было. Люди волновались, метались между станцией и гимназией, пробивались к Корнилову, но тот ничего не мог объяснить.

Марков уже не в первый раз возвращался с вокзала, пытаясь догнать ушедших раньше Деникина и Романовского, когда из тени домов к нему вышел поручик Линьков. Он был в шинели, а через плечо — ещё одна шинель — в скатке; в руке большой саквояж.

— Здравствуйте, господин Марков. Я вас жду, — сказал поручик, останавливаясь.

— Здравствуйте, поручик. Я, знаете, спешу. Надо собраться к поезду. Спасибо вам за помощь в Бердичеве.

— Не спешите, Сергей Леонидович. Поезда сегодня не будет. Слышите, на той улице солдаты шумят? Это ваши текинцы со станции возвращаются. Так что планируйте отъезд на завтра. И пораньше. Если не завтра, то послезавтра здесь будет то же, что и в Бердичеве. Я принёс вам солдатскую шинель, а в саквояже — шапка и всё остальное.

— Предлагаю ехать со мной в Петроград. У меня есть документ на денщика.

— На денщика — это здорово, — Марков даже засмеялся. — Я как раз репетировал матерщину. А в Петрограде не будет так, как в Бердичеве?

— Там я вас представлю как генерала, признающего советскую власть. Будете по-прежнему читать лекции в Военной академии — ведь образованные военные всегда будут нужны. Это, наверное, за вами?

Из темноты выступили фигуры генералов и сопровождающих их солдат.

— Сергей Леонидович! — крикнул Деникин. — Мы думали, что вы заблудились.

— Встретил старого знакомого. Ещё по Маньчжурии. Он мне принёс маскарадный костюм: форму солдата-денщика.

— Прекрасно! — воскликнул Романовский. — Мы с Антоном Ивановичем как раз обсуждали такой вариант. Будете изображать денщика в дороге.

— Вот и я то же предлагаю, — сказал поручик, снимая скатку шинели. — Переодевайтесь, Сергей Леонидович.

Шинель и саквояж передали солдатам. Деникин пригласил поручика на чай, тот вежливо отказался.

— Мы с ним погуляем, — сказал Марков. — Вспомним старое.

И они остались вдвоём на тёмной улице засыпающего городка. Здесь можно говорить, думать, решать. Говорить о перевёрнутой России, думать о будущем, решать свою судьбу. Решать, может быть, самый главный вопрос жизни, возникший перед русскими людьми осенью 1917. Но Сергей Леонидович не собирался говорить о России с большевиком, не задумывался о далёком будущем и тем более не хотел ничего решать. Всё было решено: он знал, что должен делать, куда и с кем надо идти.