Владимир Рынкевич - Наука умирать

— Так-таки ни одного орудия нет, Антон Иванович?

— Ни одного. Может быть, союзники...

— Наполеон бы с такой армией не пошёл.

— Или как-то у казаков?

— Или как-то ещё.

Михайловско-Константиновская сводная артиллерийская рота помещалась на Ермаковском проспекте в бывшей Платовской гимназии. У входа стоял часовой — картинный юнкер, образец выправки и ношения военной формы. Винтовка с примкнутым штыком у ноги. Снежок запорошил плечи и не различить: «К» или «М».

Марков попросил вызвать дежурного, и за дверями по коридорам раскатилось: «...у-урный... вы-ыход...». Вместе с дежурным портупей-юнкером вышел капитан с очень серьёзным лицом, словно выискивал какой-то беспорядок. Представился:

— Командир сводной артиллерийской роты капитан Шаколи. С кем имею честь?

— Генерал Марков. Хочу посмотреть роту. Артиллерийский парк, орудия.

— К сожалению, в роте нет орудий и, соответственно, Парка.

Марков разыграл бурное недоумение:

— Как же так? Какие же вы артиллеристы?

— Ваше превосходительство, если позволите, я сейчас Направляюсь в лазарет, где лежат мои раненые юнкера. Если бы вы согласились пройти со мной, я объяснил бы вам по дороге сложившееся положение.

— Пойдёмте. Я тоже хочу поговорить с ранеными юнкерами. А положение понятно: нет орудий — нет никакой артиллерийской роты.

В «Больнице Общества Донских врачей» лучшие палаты на втором этаже были отданы раненым юнкерам. В зеленоватом белом свете коридора бесшумно проходили медсёстры. Одна стояла у окна и беззвучно рыдала — лишь судорожные движения плеч выдавали её состояние. Капитан шепнул Маркову: «Вера Михайловна Алексеева, младшая дочь генерала. Умирает юнкер Малькевич, тяжело раненный под Ростовом. Она его выхаживала...».

Подошли к ней.

— Что, Верочка, плохо? — спросил капитан.

— Кончается, — всхлипывая, ответила Вера. — Перевели в отдельную палату. Вы Марков? Папа хорошо о вас говорил.

— Берегите слёзы, Верочка. Скоро начнутся большие бои.

В палате встретили старшую дочь Алексеева — Клавдию. Она учила ходить с костылём симпатичного раненого юнкера; на лице его — лёгкое презрение к ранению и готовность к любой опасности. Таких генерал Марков любил.

У юнкера, расположившегося у окна, в руках потрёпанная подшивка журналов. Увидев генерала, положил журналы на подоконник и, прислонившись к стене, изобразил нечто вроде положения «смирно». Доложил по-строевому:

— Ваше превосходительство! Юнкер Константиновского училища...

— Отставить! Устав нарушаете. В лазарете доклады отменяются. Что читаете? Садитесь, рассказывайте.

— Нашёл вот старую «Ниву». Роман.

— Про любовь?

— Конечно, про любовь. Но занятно. Вообще люблю Тургенева.

Марков взял громоздкую, уже лохматящуюся подшивку, прочитал:

— «Разрыв-трава»... Да... «Бегите от неё, иначе она испепелит вашу душу...» Нравится?

— Занятно. Но это я так, по случаю ранения. Тургенева не нашёл.

— Но лучше читать хорошее. И в жизни своё дело делайте только хорошо. Ведь вы артиллерист? Так же, как и я?

— Так точно. Ларионов Виктор.

— Скажите, Виктор, а как вы собираетесь сражаться, если во всей армии нет ни одной пушки? — спросил Марков.

— Отобьём от большевиков и будем бить по ним из их же орудий.

— Это слова настоящего русского воина, — сказал Марков.

— И ещё, если разрешите, только... Ваше превосходительство, мне надо учиться ходить с костылями, разминать ногу — не могли бы мы выйти в коридор.

Вышли, и Ларионов негромко сказал, оглядываясь на дверь палаты:

— Не надо, чтобы они нас слышали. Я знаю, где можно взять трёхдюймовку — у казаков на путях. Они ждут покупателя.

— Прекрасно, юнкер, — сказал Марков, — но первое орудие будет моё.

Мимо прошла статная медсестра с монгольскими глазами и со всеми приветливо поздоровалась, назвав Маркова «ваше превосходительство». Ему объяснили, что это Наталья Лавровна Корнилова.

— Почему же ваше первое? — спросил Виктор.

— Скорее выздоравливайте, юнкер. И мы с вами вместе поставим трёхдюймовку в ваш артиллерийский парк. Она нас ждёт!

— А командир роты ничего не знает, — удивился Виктор.

— Ещё никто ничего не знает, — сказал Марков. — Кроме генерала Каледина. В Донском музее стоит нормальная трёхдюймовая пушка. Её используют для погребального салюта на похоронах генералов. Атаман отдаёт её. Я смотрел пушку. Недавно из неё стреляли, потом пыжевали, как положено, смазали ствол.

— Ваше превосходительство, — хитро улыбнулся Ларионов. — А ведь там две пушки.

— Вторую возьмём в придачу, — мгновенно решил Марков.

В сочельник на радость детям он поставил у окна в большой комнате небольшую ёлку. Сам же без всякой жалости к себе подумал: «Для меня последняя». Не пасьянс побуждал к пессимизму, хоть и не сходился.

Главный «пасьянс» был на улицах, в степях, на станциях, где толпы офицеров так и не складывались в 10-тысячную армию, которую требовал Корнилов для начала решительных действий. Всего тысячи две, с небольшим, юнкеров и офицеров собирались сражаться за Россию, а остальные сидели в кафе Новочеркасска и Ростова.

Деникин, Романовский, Марков через объявление в газете организовали собрание офицеров в театре. Пришли... около двухсот человек. Одеты «под пролетариев» и с такими же замашками. Ни один не записался в армию. Кричали: «Мы, русские офицеры, призваны защищать границы государства, а не честь отдельных генералов!»

— Так чего же не защищаете? — спросил их Марков. — Мы не против.

— Вы своими объявлениями призываете нас к бегству неизвестно куда! — выкрикнул какой-то горластый в рваной солдатской шинели.

— Мы никого не заставляем силой, — ответил Марков. — Вольному воля. Но те, кто не с нами, будут вынуждены стать нашими противниками.

Они надеялись, что этого не произойдёт.

Вечером зашёл Деникин с пакетиком сладостей: «Ксеничка прислала с праздником поздравить».

Сергей Леонидович по обыкновению сидел за пасьянсом, карты не сходились, короли постоянно не находили себе места. Он чертыхался, а шёпотом матерился. Дети окружили дядю Антона, одаривавшего их конфетами, затем Марианна увела их спать, и Деникин с непривычно виноватым видом начал объясняться по поводу предстоящей свадьбы.

— Решили 7 января, — сказал он, — после Рождества и Нового года. Только, знаете, Сергей Леонидович, такое время, что нельзя делать праздник.

— Какой праздник! По стакану горилки, чтобы стало горько, — и всё.

— Понимаете, Сергей Леонидович, придётся вообще без всяких угощений и застолий. Иначе нас не поймут. Мы посоветовались с Николаем Степановичем Тимановским [22] Тимановский Николай Степанович (1889-1919) — полковник, генерал-лейтенант (1919), командир Георгиевского батальона Ставки ВГК. В Добровольческой армии — командир роты офицерского батальона, с февраля 1918 года — помощник командира Сводно-офицерского полка, затем начальник штаба 1-й отдельной пехотной бригады, командир 1-го Офицерского (Марковского) полка; с ноября — генерал-майор, командир 1-й бригады 1-й пехотной дивизии. В начале 1919 года возглавил Отдельную бригаду русской Добровольческой армии. Умер от тифа в Херсонской губернии. и решили — только скромное венчание в маленькой церкви. Кроме жениха и невесты, будут присутствовать лишь вы и он с адъютантами.