Джефри Триз - Фиалковый венец

— Не бойся, — успокоил ее Алексид. — Сократ говорит, что их просто выдумали поэты.

— Ну, так рассказывай про него дальше.

— Он удивительный человек. Он необычайно подвижен, несмотря на большой живот. По-моему, в молодости от был неплохим атлетом и до сих пор не бросил упражнений. Он отличился на войне, и ему присудили награду, но он настоял, чтобы ее отдали кому-то другому — человеку, которого он перед этим спас в битве.

— Он тебе сам про это рассказал?

— Ну, конечно, нет! Мне рассказали его друзья.

— А какие они — эти другие мальчики?

— Да они вовсе не мальчики, я там намного моложе всех. Они уже взрослые люди. Вот, скажем, Ксенофонт. Такой молодец! Только, по-моему, не слишком умный — больше думает о лошадях, о собаках да о военной службе, — но зато с ним интересно разговаривать. И еще Платон. Ему двадцать лет. И он все умеет — отличается в состязаниях, особенно в борьбе, и к тому же сочиняет стихи и собирается написать трагедию. Как я, — добавил Алексид, грустно вздохнув. — Да только мне и пробовать не стоит — не могу же я тягаться с такими, как он!

— Мне Платон не понравился бы, — заметила Коринна, стараясь его утешить. — Он чересчур уж хорош.

— Нет, он бы тебе понравился, — сказал Алексид. — Вы с ним смотрите на вещи одинаково.

— Как так?

— А он считает, что женщины не глупее мужчин и должны получать такое же образование.

— Вот это правильно! — Коринна захлопала в ладоши. — Расскажи еще что-нибудь.

И Алексид продолжал рассказывать ей о Сократе и о замечательных молодых людях из его кружка, пока удлинившиеся вечерние тени не напомнили им, что настало время возвращаться в город. Алексид нес под мышкой свиток трагедий, который они так и не развернули.

…Дома мать встретила его тревожным взглядом, а Теон сказал:

— Тебя искал отец.

Ника дернула его за локоть и шепнула:

— Что ты натворил, Алексид? Мне ведь никогда ничего не рассказывают.

— Право же, Ника, я не знаю…

Но тут в дворик быстрым шагом вошел отец. Вот оно! Алексид приготовился к худшему: кто-нибудь видел, как он входил в харчевню, чтобы поговорить с Каринной, или…

— Алексид!

Голос отца был строг, но спокоен. Последнее время Леонт старался не забывать, что Алексид уже больше не мальчик. Теперь он не приказывал, а старался разговаривать с ним, как мужчина с мужчиной, но старые привычки часто давали себя знать. Даже Филиппу, когда он приезжал в отпуск, приходилось выслушивать от отца суровые выговоры.

— Что, отец? — спросил Алексид, подходя к нему.

Они остановились под смоковницей. В одной из дверей показался было Парменон, но тут же юркнул обратно в дом. Во дворе стало удивительно тихо, однако Алексид не сомневался, что Теон и Ника притаились где-нибудь поблизости и изо всех сил стараются разобрать, что говорит вполголоса отец.

А тот говорил:

— Мне было грустно узнать, то мой сын заводит крайне нежелательные знакомства.

Значит, он все-таки слышал про Коринну! Но чем так уж страшно это знакомство? Кровь прилила к щекам Алексида, но он попытался ответить отцу столь же сдержанно:

— А почему оно нежелательно?

— Неужели ты не понимаешь? — спросил Леонт тем же спокойным тоном. Ведь этот Сократ — притча во языцей.

Ах, так, значит, дело не в Коринне, а в Сократе!

— Но почему, отец! — смущенно пробормотал он.

— Во-первых, он безбожник — он не признает наших богов. Тех юношей, которые попадают в его сети, ждет верная гибель.

— Это несправедливо…

— Нет, это правда, Алексид. Я не слишком виню тебя, то ты сам не сумел в нем разобраться. Он хитрый старик и умеет войти в доверие к молодым людям. А потом заставляет их забыть все те правильные и нужные вещи, которым их учили, и набивает им голову всякой ядовитой чепухой.

— Но ведь… — растерянно бормотал Алексид, пытаясь найти хоть какое-то сходство между тем Сократом, которого он знал, и человеком, которого описывал отец.

— Алкивиад [25]попался на его удочку, и какова была его судьба? Он мог стать украшением Афин, а вместо этого продал родину врагу! И не один он плохо кончил. А что за юношей собрал Сократ вокруг себя теперь? Вот Платон — его дядя Хармид считается одним из самых опасных противников нашей демократии. Или Ксенофонт, который открыто восхищается порядками Спарты. Приятно ли мне, что мой сын знается с подобными людьми? — Алексид хотел было возразить, но Леонт поднял палец, требуя, чтобы его не перебивали. — К счастью, ты еще очень молод. Ты можешь больше не встречаться с ними, и все кончится хорошо. Но помни: больше ты с ними не знаком. С этой минуты! Сократ и его вздорное учение погибельны для юношей. — Он ласково положил руку на плечо Алексида. — Но с тобой ничего дурного не случится. Я этого не допущу — ты мне слишком дорог.

«Ру-у, ру-у, ру-ру-ру!» — заворковал лесной голубь, и обрывы вокруг заброшенной каменоломни ответили ему негромким эхом. Пригнувшийся в кустах Алексид заметил на обрыве яркое пятно. Значит, Коринна, как всегда, пришла в пещеру раньше его. Хитон у нее был золотистый, как цветок крокуса. Девушка стояла у края расселины и оглядывалась по сторонам.

«Ха-ха-ха!» — раздался насмешливый крик сойки в кустах сирени у самых ее ног. Корина улыбнулась и посмотрела вниз:

— Ты меня не обманешь, Алексид! Хотя, честно говоря, я было поверила, что это и вправду ворковал голубь. Ну, влезай же сюда.

Алексид поставил ногу на развилку, ухватился за протянутую руку Коринны и одним прыжком очутился на уступе рядом с ней.

Она притворилась рассерженной:

— Ты просто язва! Хорошо бы и вправду это был лесной голубь. Я еще ни разу не видела тут голубей и не слышала их.

Корина вела счет птицам разных пород, которые залетали в каменоломню. Дятел, кукушка, сорока, сойка, сокол, куропатка — список все увеличивался. У маленького водопада они один раз видели зимородка и не сомневались, что где-то поблизости должен жить соловей. Они даже собрались было как-нибудь остаться тут на всю ночь, чтобы его послушать, но потом решили, что во всех отношениях будет благоразумнее этого не делать.

— Мать покажет мне соловья! — с сожалением сказала Коринна.

Горго не была строгой матерью, ее добродушие не уступало ее толщине, но и она не потерпела бы ночных прогулок.

«Как и отец, — подумал Алексид, — хоть он даже и не знает, что на свете есть Коринна».

— Что мы сегодня будем читать? — спросила девушка.

— Сегодня мы займемся письмом.

Из складок своего хитона Алексид извлек свиток чистого папируса и положил рядом с нем не землю тростниковые перья, нож, чтобы расщеплять их, и маленький кувшинчик, в котором, когда он вытащил затычку, блеснули черные чернила.