Конн Иггульден - Троица

– Мне следует вас поздравить, миледи, – усмехнулся герцог. – Похоже, я ваш пленник.

– В этом вашем откровении я не нуждаюсь, – произнесла Маргарет. Глаза ее сухо блестели ненавистью к человеку, что заточил в узилище ее мужа и лишил наследства сына. – Где король, милорд? Это все, что я хочу от вас услышать.

– Он вдалеке, – ответил Йорк, – и в безопасности, – а поразмыслив, добавил: – Если речь идет о выкупе, то думаю, мена была бы достойна: мы с Солсбери на короля Генриха.

Маргарет прикрыла глаза, сжимая одну руку в кулак.

– Ну уж нет, милорд Йорк. Увольте. За этот год я заключила сделок столько, что с меня довольно. Больше ни одной. Хватит. Если вы не скажете, где содержится мой муж, мне вы больше не нужны.

Она обернулась к Сомерсету, стоящему с обнаженным мечом:

– Милорд, разлучите Солсбери с головой. Я найду, куда ее пристроить.

На секунду Йорк потрясенно застыл, но тут же гневно встрепенулся:

– На что вам его смерть? Чем она послужит вашему делу? Сомерсет, не смей! Отойди от него!

Он в отчаянии повернулся. Солсбери уже с грустной покорностью вытягивал оголенную, чуть подрагивающую шею, на которой вздувались синеватые жилы. Вспухшее, в кровоподтеках лицо выражало невыносимую усталость.

На глазах у него Сомерсет готовно подшагнул.

– Помилуй мою душу, Господи, – одними губами вымолвил старый граф и смежил веки.

Сомерсет с ужасающей неспешностью возвел меч и махнул им так мощно, что голова графа отлетела в грязь, а тело угловато завалилось на бок.

Йорк молчаливо взирал с расширенными от ужаса и горя глазами. А затем, взглянув на Маргарет, увидел в ее сухих глазах и свою собственную гибель.

Где-то рядом послышался окрик; нобили обернулись, дружно хватаясь за мечи, но руки их тут же расслабли: на коне появился запыхавшийся лорд Клиффорд. Завидев обезглавленное тело Солсбери и коленопреклоненного, в путах Йорка, он глумливо заулыбался. Подведя лошадь, он с показной неторопливостью спешился и подошел, глядя на плененного герцога сверху вниз.

– Радость-то какая, видеть тебя столь униженным, – сказал он. – Хвала Богу, я возвратился вовремя. Там, возле стен, я поймал одного юношу, а с ним еще пару парней. Их мы сразу прикололи, а вот юноша мне напоследок успел сказать, что он твой сын. Прежде, чем я перерезал ему горло.

Клиффорд с улыбкой предъявил правую руку, в которой липко блестел алый от крови кинжал.

Злорадное удовольствие Клиффорда, похоже, омрачило королеве момент триумфа.

– Идите к своим людям, барон, – брезгливо кинула она ему.

Клиффорда это уязвило, но он повиновался.

Маргарет повела головой из стороны в сторону усталая, словно больная.

– Вы причинили столько боли, Ричард, – выдавила она. – Столько отцов и сыновей погибло, и все из-за того, что вы никак не могли смириться с Генрихом на троне.

– Это место было ему не по росту, – мстительно вымолвил Йорк. – Великовато чересчур. Ну а вы? Думаете, вы на этом одержали победу?

С каждым новым словом его голос крепчал. Смерть Солсбери и убийство бедного Эдмунда на минуту его оглушили, вогнали в оторопь. Но что-то в плебейски злорадной ненависти Клиффорда заставило его восстать, ударило в голову, как чаша крепкого вина. На душе было немо и просторно. Видя приближение герцога Сомерсета, Йорк расправил плечи и поднял голову. Чувствуя на шее холод тени от вознесенного окровавленного меча, он дерзко поднял глаза на королеву, которая уже успела кивнуть.

– Все, чего вы добились, это развязали руки нашим сыновьям ! – выкрикнул он. – Боже, прими мою душу!

Мах меча, и голова Йорка скатилась с плеч.

– Вот и конец, – после медленного, прерывистого выдоха прошептала Маргарет. – Добрые люди отомщены.

Она оглядела своих лордов.

– Возьмите головы этих изменников и водрузите над стенами города Йорка.

С мрачной зачарованностью Маргарет пронаблюдала, как липкие, перепачканные слякотью и истекающие кровью округлые предметы берет за волосы какой-то солдат. Подступив близко-преблизко, она протянула руку и медленно, женственно коснулась расслабленного лица Йорка. Ладонь королевы заметно дрожала.

– Вот для этой сделайте корону из бумаги. Да будет ею коронован тот, кто так домогался настоящей. Пускай народ Йорка узнает цену честолюбию этого человека.

Солдат кивнул, унося головы.

К плечу Маргарет приблизился граф Перси, бледный от всего увиденного.

– Что теперь, миледи?

– Теперь? – подняв брови, обернулась она. – Теперь в Лондон, вызволять моего мужа.

Эдуард Марч пребывал в раздумье. Доспехи на нем были забрызганы кровью и спекшейся грязью, а самим им владела тяжкая усталость, хотя ноющие руки хорошо потрудились. Сгущались сумерки, а до слуха по мглистому полю доносились крики раненых, которые пресекали солдаты Марча: позвякивая кольчугами и латами, они бродили по полю битвы и, отыскав, взрезали раненым глотки. Мрачное настроение Эдуарда передалось всему его войску. Люди молчали, с опаской проходя мимо поваленного дерева, на котором он сидел, уставившись перед собой, а на его коленях лежал здоровенный меч.

Его отец, а с ним и брат Эдмунд были мертвы, загрызены подлыми собаками и плебеями. Весть буквально несколько дней назад пришла через цепочку конников, как раз когда валлийская армия подошла на расстояние удара. На Марча тогда словно нашло какое-то забытье. Помнилось, как он приказал своим людям построиться и как они со страхом на него взирали. Перед ними стояло четырехтысячное воинство с самыми лучшими лучниками на свете, но он все равно отдал приказ атаковать. Результат сейчас был налицо: целое поле трупов, тонущих в грязи. В слепой ярости Марч лишал их жизни всех без разбора. Бил, громил, крушил, пока не затупилось острие меча, но и тогда он каждым своим ударом что-то проламывал. А когда безумие сошло, битва оказалась выиграна, и уже последние из врагов в страхе уносили ноги от рыдающего гиганта в доспехах, разметывающего неприятеля, как осеннюю листву.

Сколько среди мертвецов лежало его собственных людей, он не знал. Даже если б они полегли почти все поголовно, ему бы и тогда было все равно. Армия валлийцев оказалась разгромлена, Оуэн Тюдор погиб, его сыновья были вынуждены бежать. Они дерзнули встать против него, Марча, и оказались повержены. Это единственное, что имело значение.

Эдуард тяжело встал на ноги, чувствуя на теле дюжину ссадин и кровоподтеков, которых прежде даже не замечал. Кровь сочилась из-под боковых пластин; надавив на это место, Эдуард болезненно сморщился: ребра ощутимо сместились. Ночь впереди нескончаемо длинная. Он обратил лицо к непроглядному небу и затосковал по свету солнца. Скорей бы снова рассвело. А он, гляди-ка, жив. Даже самому не верится. Темная, снедающая страсть избыта, рассыпалась морозной пылью, опустошив до полого зияния. Ну да ладно: за отца он воздал кровавой жатвой.