Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать

- Каждый скиф стоит двух греков, - напыщенно произнес военачальник.

- А каждый тавр сильнее троих греков, - воскликнул с гордостью Главный визирь, который происходил из семьи таврского вельможи.

- Ну, разумеется! – улыбнулся Скилур, и все по-доброму рассмеялись. Действительно, мускулистые таврские воины отличались силой и мужеством, что признавали и союзные с ними скифы.

- Никто здесь не собирается оспаривать вашу поговорку, что тавры происходят от скал этих гор, - Главный дипломат повернул голову к визирю. Потом он отвесил поклон Скилуру:

- Однако, царь царей, те же законы арифметики говорят нам, что пятикратное превышение воинов на поле битвы не оставляет шансов малому множеству одержать победу над множеством большим. А воины у Митридата опытные и закаленные.

- Так что ты советуешь? – на лике царя не осталось следов от недавней улыбки.

- Я и мои советники предполагают, - отвечал Главный дипломат, - что сегодня нам нельзя идти на обострение отношений с греческими колонистами. Надо малыми уступками и недорогими подарками привлекать на свою сторону основную массу небогатых греческих торговцев, разоблачать захватнические стремления понтийцев.

Царь Скилур выслушал своих высших сановников и погрузился в долгое раздумье, потом сурово произнес, четко выговаривая слова:

- Мое решение будет таким. Продолжать выяснение настроений среди населения греческих колоний, прослеживать их связи с Митридатом. И вместе с тем безотлагательно готовить поход галер на Тир и послать отряд тавров на Каркиниту. Галер у нас немало, но нужно построить еще. Сына моего Палака я нынче же пошлю к сарматам для заключения соглашения о совместном нападении на гордого царя Понта.

И резко встав, царь царей скрылся в соседней комнате дворца. Вельможи отвесили низкие поклоны вслед уходящему владыке, и неспешно покидали дворец. Главный дипломат не убирал со своего лица выражение сомнения в правильности услышанного решения.

Камилл был всецело на стороне царя Скилура, потребовавшего продолжить нажим на коварных соседей, не довольствующихся предоставленной им возможностью держать колонию на Полуострове, а пытающихся взять под свой контроль всю торговлю соседних племен. Но и правоту Главного дипломата, своего предка, он тоже признавал, ибо знал, что в формировании нации теперешних крымских татар греки сыграли тоже не последнюю роль.

Титул «царь царей» не был метафорой. Действительно, скифы Полуострова назывались царскими скифами, и их царь главенствовал над царями других скифских племен.

Отцвели абрикосовые и персиковые деревья в садах, окружающих дворцы Гиреев. Теплым душистым вечером, набросив на голову белое шелковое покрывало, вышла через калитку в соседний сад молодая гиреевна, дочь младшего сына властвующего Гирея. В счастливой семье, сама еще не вполне это осознавая, жила царевна Лейля. Отец ее еще в молодые годы порвал все пути к политической карьере, отказавшись от дворцовых должностей и занявшись изучением наук. Обучался он астрономии в Генуе и Падуе, в математике совершенствовался в Кордове, углублялся в сокровища восточной поэзии в Багдаде и Тавризе. Посещал он и Истамбул, но совершенствоваться в политических интригах там не стал. И теперь спокойно, вдали от придворных козней обитал с единственной любимой женой и с тремя дочерьми в малом дворце, подаренном ему еще дедом. Две старшие дочери были сосватаны и осенью должны были состояться две свадьбы. С третьей же свадьбой родители не спешили – их любимице только шел семнадцатый год, и увлечена она была, как думал отец, только астрономией и поэзией.

Так думал отец, а дочь нынче вечером отправилась на свидание с красавцем мирзой, полгода назад прибывшем ко двору из Кафы. Молодой мирза пробыл два года в Польше, набрался там опыта в турнирных боях, закалил тело, но оставался невеждой в общепринятых знаниях и в поэзии. Он был знатного рода, блистал на ристалищах Бахчисарая и Карасу-Базара, терпеливо, пытаясь скрыть скуку, высиживал на соревнованиях поэтов в Хан-Сарае. И половина женского населения высших слоев ханства была в него влюблена.

Подруги обратили внимание Лейли на молодого красавца, она следила из-за ширм за ним, когда он слушал с очевидным безразличием чтение стихов лучшими декламаторами Истамбула и Персии, и с гораздо большим пристрастием принимал участие в обильных дворцовых трапезах. И юная Лейля тоже увлеклась молодым воином, провела несколько бессонных ночей, пролила малую толику слез – так принято! - и написала пять стихотворных посвящений предмету своего увлечения.

На одном из игрищ, устраиваемых в Хан-Сарае для молодежи, Лейля обменялась несколькими фразами с кафским гостем. Потом они виделись на поэтических вечерах, и она продолжала убеждать себя, что влюблена в красивого джигита. В том, что он влюбился в Лейлю, сомнений не было. Они несколько раз уже встречались тайно в ночном саду, на одном из свиданий мужчина даже позволил себе взять девушку за руку, и та не отняла ее. И чем чаще встречались молодые люди, тем сильнее разгоралась страсть у воина и тем более трезво смотрела на него молодая гиреевна.

На одном из свиданий Лейля прочла воину сочиненные ею стихи, выдав их за перевод с персидского. Никакого впечатления на чувства мужественного юношу эти красивые стихи не оказали. Царевна перевела разговор на светила ночного неба, стала рассказывать о планетах. Воин явно заскучал. В другой раз она попробовала разговорить его, начав расспрашивать об Испании и о Франции, где он побывал. Его попытки что-то рассказать показали его полную неспособность к стройной речи.

Но отказаться от своего увлечения молодым красавцем Лейла не могла и сама удивлялась тому, что ей были так желанны их недолгие тайные встречи. О ее невинных свиданиях в ночном саду слуги рассказали родителям, и те уже обсуждали, правда, с большим сомнением, перспективы этого увлечения своей дочери.

На очередном свидании девушка прочла, уже не скрывая авторства, одно из своих стихотворений, написанное, кстати говоря, как результат наблюдений и над поведением за трапезой своего влюбленного слушателя:

Ни само это замечательное стихотворение, ни факт написания его прекрасной гиреевной не произвели никакого впечатления на душу молодого мирзы. Лейля смотрела, не скрывая иронии, на освещенное луной лицо сидящего на земле у ее ног воина и думала: «Он красив и силен, меня к нему тянет, хотя за его красивым лбом малоразвитый мозг. Что нам, женщинам, нужно?