Александр Тургенев - Записки Александра Михайловича Тургенева. 1772 - 1863.

—„Извольте, сударыня, я возьмусь обладить дело, да только с условием".

Обрадованная отзывом обер-секретаря вдова вскрикнула: батюшка, Иван Антонович, готова сколько изволишь назначить, отец!

— „Нет, сударыня! возразил обер-секретарь, не этим пахнет"!

—Да что-же, отец, тебе угодно, скажи Бога ради, не томи души!

— „Выдайте за меня вашу дочь!"

Вдовствующая челобитчица пришла от предложения в смущение, не знала, что и как ему на это отвечать, наконец, сказала: да моя дочь еще ребенок, ей недавно минуло 13 лет.

— „Ну, сударыня, возразил оберъ-секретарь, как говорит пословица: „либо рыбку съесть или на гвоздь сесть!" Как вам угодно, без этого я не берусь обработать ваше дело. Решайтесь скорее, пока и для меня есть возможность спустить дело ваше как по маслу. По стечении обстоятельств, для вас совершенно чуждых, и вам нет никакой надобности знать оных, скажу вам, что теперь у меня все три бороды в горсти и я как хочу, так и поворочу, но вместе с этим скажу вам, продолжал Пукалов, что эта счастливая эпоха не долговременна: еще два, три заседания полнаго присутствия в синоде и бороды выскользнут у меня из горсти, как щеглята из западни; подумайте, сударыня, быть может в другой раз и не будет возможности, надо ковать железо пока оно горячо!"

Вдовствующая дама со вздохом спросила Ивана Антоновича: да что-ж со мною будет, при чем я останусь?

Обер-секретарь, со всею важностью сана своего, отвечал просительнице:

—„Уверяю вас честию и всем, что свято на земле (как будто он знал, что такое есть честь и что свято на земле!), уверяю вас, сударыня, продолжал он, ваше положение ни в чем на волос не изменится; дочь ваша, конечно, еще молода, мы ее побережем до совершеннолетия и до того времени я всегда готов к услугам вашим, когда вам будет угодно!"

Соображение женщин быстро, как полет стрепета; вдова к 45 приложила 4, итого вышел плюс 49 годов,—лета, в которыя магнетизм женщины находится в отрицательном состоянии, не привлекает, а отталкивает,—склонила немного голову, закрыла до половины глаза и, протянув руку Ивану Антоновичу, сказала: „согласна". Чрез семь дней Иван Антонович был соединен законным браком с дочерью вдовствующей дамы; в то время не существовало решительно положительнаго узаконения о годности девиц к сочетанию браком; да если что и тождествовало о сем в номоканонах, да обер-секретаря святейшаго синода с куклою обвенчали-бы!

Вскоре по бракосочетании решили процесс вдовствующей дамы с наследниками мужа о наследстве и признании дочери ея законною. В решении сказано: „по видимости хотя казалось, что супруги N. N. жили в разных домах, но они жили в одном городе; что их видали в общественных собраниях, во взаимно приязненных отношениях и деликатном обращении; что в метрике церкви, в приходе которой состоит дом, где жительствовала супруга покойнаго, рожденная ею дочь записана законнорожденною;—то, основываясь на сих ясных доказательствах, святейший синод не находит достаточных причин к непризнанию дочери ея законною.

Разительное сходство умозаключения синода с умозаключением индийцев.

В 1819 году в Астрахани я был на пировании у богатейшаго миллионера индийца Мугундаса Терендасовича, которое он дал, можно сказать, всем жителям города, по случаю полученнаго радостнейшаго уведомления от молодой его супруги, с которою Мугундас Терендасович не видался уже семь годов; супруга извещала милаго ей Мугундаса, что она, такого-то числа, видела его во сне, что они пошли в прекрасный сад на берегу Ганга и там, в восторге и упоении сладостнейших чувств, он, Мугундас, милый ея супруг, нежно поцеловал ее, и что следствием сего супружескаго поцелуя было разрешение ея от бремени сыном, котораго в честь ему назвали Мугундасом!

Вот Иван Антонович зажил паном (завел) щегольской экипаж, начал давать лакомые обеды и представлять аристократа, временем созданнаго, мог жить честно и в довольстве. Премудро Соломон сказал: „не насытится око зрением, а ум богатством". Антонович хотел больше стяжать богатства; фортуна всегда его баловала, он пожелал—и средство к обогащению на двор.

Два брата, богатые миллионщики, заводчики Баташевы жили в добром согласии; у каждаго достояния было на многие миллионы; умерли; один оставил двух или трех сыновей, другой, женившийся под старость, оставил одного сына в детстве еще; наследники перваго начали опровергать законное рождение малолетняго, утверждая, что их дядя, отец малолетняго, никогда не был женат и поэтому все имение после дяди принадлежит, по праву наследства, им, как ближайшим и единственным его наследникам. В старине нашей говаривали: „помути, Боже, народ, покорми нас, воевод". Ныне (1848 г.) и нет этой поговорки, а народу не лучше,—его мутят со всех сторон.

Процесс Баташевых—продолжение процесса вдовствующей дамы, его тещи; в первом надобно было признать незаконную дочь законной, во втором —или Баташевском—законнаго назвать незаконными. Бакшиш, как говорят азиятцы (подарок), посулен огромный, а дело на подъяческом арго щекотливо до такой степени—иглы подточить нельзя, даже запутать снова невозможно; что-же Иван Антонович придумал? Он вытребовал в синод из всех мест, в которых дело по инстанциям проходило, все производства и, отправляясь в Москву по случаю коронации Александра I,—не умею сказать ради какой по службе надобности,—взял купно с прочими канцелярскими бумагами и дело Баташева и, отъехав от Петербурга верст 400, под предлогом усталости, остановился ночлеговать, где сжег повозку, нагруженную делами, и дом крестьянина, для отвода подозрения.

Но на сей раз фортуна Пукалову обратилась спиною и он был отставлен от службы навсегда.

В бездействии и неизвестности Пукалов оставался до возстания Аракчеева из опалы; когда под Аустерлицом французы отняли у нас почти всю артиллерию, тогда Аракчеев был назначен военным министром и Иван Антонович принят в службу и в непродолжительное время видели Пукалова уже действительным статским советником! Он был философ — не знаю какой секты или, лучше сказать, секты, собственно им придуманной; он ум и совесть считал товаром и продавал их тому, кто больше дает денег; тело супруги также отпускал напрокат, да граф Алексей Андреевич Аракчеев абонировал тело г-жи Пукаловой на безсрочное время. Иван Антонович, наконец, уклонился от службы по собственному желанию, но как абонемент тела супруги его продолжался, то он был у графа домашним человеком, другом дома и занимался промышленностью - доставлением желающим табуреток (табуретками Пукалов называл орденския звезды) и миндалий (миндалями он называл медали) a pris fixe.

Табуретка стоила 10,000 руб., миндаль—5,000 руб.

Анекдот: граф Федор Васильевич Растопчин и граф Аракчеев были приглашены к императору кушать. За обедом Аракчеев начал разговор о том, что у нас перевелись вельможи, нет временщиков, что в залах знатных не толпятся. Растопчин, посмотрев на Змия Горынича,—так все звали Аракчеева,—сказал: