Сардана Ордахова - Неучтенный фактор

На второй час урока альтернативной истории родной страны Анна Георгиевна воспользовалась наглядными материалами. Один из ящиков оказался доверху набит старыми фотографиями. Она стала доставать их по одной.

– Расстрелян, расстрелян… застрелен… убит… – шепотом приговаривала тетя Анна, поглаживая пожелтевшие фотографии, на которых были запечатлены бравые молодые люди в темных сюртуках и широких мягких галстуках. Затем достала со дна ящика рассыпающиеся свертки. Это были копии документов тех смутных времен.

Дрожащими руками Анна Георгиевна развернула бумаги и протянула Гане. «Братья якуты! – прочитал он на первом листке. – В течение двух лет со дня декабрьского переворота мы жили во власти красного террора. Большевистская банда в Якутске именем рабочих и крестьян России безпощадно расстреливала лучших представителей Якутской и местной русской интеллигенции… Наглость этих разбойников дошла до того, что они именуют себя «коммунистами» и уверяют, что будто бы они насаждают коммунистический строй на земле. Помните, дорогие братья! Какие это коммунисты, это настоящие разбойники… Эти люди своими кровавыми ломами навсегда осквернили святыню истинного коммунизма.

Рабочие и крестьяне России поняли, что нет житья с этими людьми и навсегда отвернулись от них. Целых пять лет они грабили всю Россию, разрушили до основанья нашу промышленность, транспорт и города, до последнего времени они нагло уверяли, что рабочие и крестьяне идут за ними, что они дадут им хлеб и волю. Но в действительности они вместо хлеба дали камень, а вместо воли – опричнину чека. А теперь они продают истерзанную голодную Россию с молотка иностранному капиталу.

Наша общая родина Россия погибает от ига большевизма. Но могут ли допустить такой ужасный позор все честные граждане России, весь трудовой народ и интеллигенция? Нет, никогда! Спасение погибающего отечества – их священный долг… Уже нашлись честные граждане, которые открыто выступили против большевистского ига во имя спасения своей родины…

Да здравствует власть трудового народа!

Группа якутской трудовой интеллигенции сторонников Учредительного собрания. 1922 год, 22 января.»

Ганя, быстро пробежав глазами документ, опешил и схватился за следующий. Он был озаглавлен прямо: «Не верьте, граждане, большевикам». Эта фраза рефреном повторялась после каждого абзаца сочинения. Похоже, автор пытался загипнотизировать читателей. Текст на некоторое время парализовал мыслительные способности парня, воспитанного в лучших коммунистических традициях. Содержание его было гораздо радикальней первого.

«Вот уже третий год свирепствует большевистская власть, власть насильников и угнетателей народа. Сколько горя и страданий перенесло на себе за эти годы население. Сколько лучших сил потеряла область и сколько молодых энергичных людей изнемогало под суровыми пытками чекистов, злодеяния которых всем известны…»

«Большевики в Якутске распространяют слух, что белые всех выезжающих из города обстреливают и чтобы доказать эту свою ложь, они по Намской дороге сами сделали засаду и обстреливали выпущенных ими же мирных людей. Вот до чего они хотят очернить нашу новую власть, новую защитницу мирной жизни».

«Такие гнусные меры доказывают, что наши враги слабеют и это должно нас ободрить и нам нужно добить народных врагов-большевиков. Все жители Якутской области должны объединиться под одним призывом наших дорогих руководителей, героически отказавшихся для общего спасения Родины от спокойной жизни и объявивших пожизненную борьбу с большевизмом».

В конце в несколько измененном виде еще раз повторялся призыв: «Не верьте большевикам, обманщикам». Завершалось все лозунгом: «Долой Соввласть, долой коммунистов, грабителей, провокаторов!» Подпись стояла туманная: «Информационный Отдел штаба Армии».

– Вот такой был человек мой дядя, – не без гордости произнесла Анна Георгиевна, перебирая бумаги. – Они действительно верили, что власть красных ненадолго… Кто ж знал, что это так затянется. Вот еще документы тех лет, вот еще… Копии достались мне от последнего из расстрелянных. Говорят, оригиналы хранятся в архивах…

Ганя подавленно слушал, перебирая пожелтевшие листы, среди которых попадались и написанные по-якутски латиницей, которую он хорошо разбирал благодаря незабвенной бабушке Агафье. Несмотря на это, он решил больше ничего не читать. От таких родственников комсомольцу полагалось немедленно отказаться. Что и происходило сплошь и рядом на его глазах. Он вспомнил, что и мать, и тетя Зоя крайне неохотно заговаривали с ним об Анне Георгиевне. Передавая записку, тетя Зоя даже пробормотала что-то вроде: «Осторожней». Ганя тогда не обратил внимания на эти слова, отнеся их к разряду обобщающих и ни к чему не обязывающих.

Но в тот миг, когда перед Ганей стремительно открывался, как в театре, занавес, и перед его потрясенным взором привычный мир переворачивался с ног на голову, когда, как говорится, на весы истории была брошена вся его дальнейшая судьба, не банальный страх определил его решение. Он отличался категоричностью суждений и даже известным экстремизмом, свойственным некоторым очень молодым людям. Да, он мог бы моментально влиться в нестройные ряды диссидентов. Стать озлобленным изгоем, клянящим всех и вся и закончить свои дни в тюрьме или, может быть, в психиатрической лечебнице. Другого эта система не предполагала – родственников в америках он не имел, да и сама мысль навсегда покинуть пределы Якутии казалась ему нелепой. Но будучи еще совсем юным, он уже знал, что прошлого не вернешь. А жить как-то надо.

Немалую роль сыграло также и то, что стиль общения Анны Георгиевны отличался удушающей авторитарностью и невыносимым высокомерием. Она по праву гордилась своими предками, но по сути, гордиться больше ей было нечем. Муж, ученый-филолог, умер рано, сыновья по неизвестной причине посещали ее очень редко, раз в несколько лет, и никогда ничего не рассказывали о своих делах. Ганя не захотел вязнуть в этом болоте прошлого, он рвался в будущее. В Анне Георгиевне он увидел сломанного, побежденного во всех смыслах человека. Гавриил же знал, что по природе своей он победитель. Да, окажись он на месте своего деда, тоже наверняка ввязался бы в обреченное восстание. Но сегодня расклад был совершенно иной.

Вдобавок, решив заговорить о непростых отношениях родни своей матери с Анной Георгиевной, молодой человек испытал несколько неприятных моментов. Суть конфликта, на взгляд Гани, была просто возмутительной. Видите ли, его мать оказалась недостаточно родовитой для этой семьи. «Конечно, мы понимаем, что Ганечке хотелось выжить. Но не такой же ценой. Мы ему подобрали тут хорошую девушку из солидной, не запятнанной в вооруженных конфликтах семьи. А он уехал за своей колхозницей-дояркой». На что Ганя полушутя, полусерьезно парировал: «А зато мы прямые потомки старшего сына Тыгына 9». Тетя укоризненно посмотрела на него и ничего не сказала. «Вы говорите о моей матери», – холодно, с неожиданным гонором закрыл тему Гавриил Гаврильевич. После этого говорить стало не о чем.