Валерий Шамбаров - Кукловоды Третьего рейха

Однако германских соединений на советской границе скапливалось все больше. Прибывали дивизии, высвободившиеся после разгрома Югославии и Греции. Перебрасывались из Франции, Бельгии, Голландии. 14 июня нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков представили крайне тревожный доклад. Следовал вывод — надо приводить войска в боевую готовность, иначе можно опоздать. Сталин ответил: «Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас все войска… Вы понимаете, что это означает войну?» Он сослался на печальный опыт царской России в Первую мировую [43, 113]. Николай II попытался предотвратить войну демонстрацией силы, объявил мобилизацию. А Германия тогда придралась к факту мобилизации, открыла боевые действия.

Сталин снова не последовал примеру царя, поступил иначе. С мобилизацией решил обождать. Вместо нее был придуман, как представлялось, тонкий дипломатический и психологический ход. Последовало заявление ТАСС: «В иностранной прессе муссируются слухи о близости войны между СССР и Германией. Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым заявить, что эти слухи являются неуклюжей пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны». Советский Союз демонстрировал свою верность договорам, хотел вызвать ответные заверения со стороны Германии. На столь откровенный жест немцы должны будут хоть как-нибудь отреагировать! Тут-то и приоткроются настроения, намерения. Нет, они не отреагировали. Никак. Промолчали.

И вот это молчание само по себе можно было воспринять только одним образом. В качестве грозного, очень грозного признака. Становилось очевидным — воевать придется. Впрочем, мобилизация не объявлялась. Но советские войска располагались несколькими эшелонами, в приграничных районах их было недостаточно. В конце мая из внутренних областей к границам началось выдвижение 28 дивизий, четырех армейских управлений. Задачи им ставились сугубо оборонительные, а переброски начались с запозданием — эти соединения не успели даже разместиться и освоиться с новыми для себя районами действий.

Слишком поздно, 19 июня, последовали распоряжения наркома обороны — с 21 июня вывести управления округов на полевые командные пункты, замаскировать аэродромы и другие важные объекты, рассредоточить авиацию, перекрасить машины и танки в защитный цвет [121]. Выполнить почти ничего не успели. И уж тем более поздно, 22 июня в 0 часов 30 минут, в западные округа была отправлена директива: «В течение 22–23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев…» Хотя даже в этой директиве указывалось: «Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия». В Кремле и в командовании Красной армии надеялись, что войны еще удастся избежать.

Правда, наши разведчики сообщали о сроках нападения, но такое сообщение было не первым. Сроков называлось уже несколько. В апреле, начале мая, конце мая. Сохранялась вероятность, что названный срок 22 июня тоже основан на каких-нибудь сплетнях и не подтвердится. А кроме того, самые ценные и надежные агенты в Берлине, группа Харнака и Шульце-Бойзена, работавшая в центральных учреждениях рейха и имевшая доступ к самой секретной информации, докладывала, что войне будет предшествовать ультиматум. Гитлер потребует от России выступить против Англии [26]. Сталин ждал сперва ультиматума. Так или иначе, это открывало возможности для переговоров… Хотя на самом-то деле варианты с предъявлением ультиматума в верхушке рейха даже не рассматривались. Очевидно, это были или слухи, или очередная дезинформация нацистов. Никакие предлоги для войны Гитлеру не требовались. Вторжение было давно предрешено и началось без всяких предлогов. Без объявления войны.

Для управления землями, которые предстояло завоевать в России, создавался Остминистериум, министерство восточных территорий. Глава этого почтенного учреждения, Розенберг, проконсультировался у Гитлера, как правильнее строить свою деятельность. Доложил: «Есть два способа управлять областями, занимаемыми на востоке, первый — при помощи немецкой администрации, гауляйтеров, второй — создать русское антибольшевистское правительство, которое было бы и центром притяжения антибольшевистских сил в России». Фюрер отрезал: «Ни о каком русском правительстве не может быть и речи; Россия будет немецкой колонией и будет управляться немцами» [5].

Нет, немцы шли не освобождать Россию от большевиков. Почти за полгода до вторжения, в начале 1941 г., Гиммлер провел совещание в Везельсбурге, где присутствовали Гейдрих, начальник штаба СС группенфюрер Вольф, группенфюрер Бах-Зелевский и другие высшие чины СС. На этом совещании рейхсфюрер поставил задачу «уменьшения биологического потенциала славянских народов». Для чего, по его оценкам, требовалось «сократить» численность русских, украинцев и белорусов на 30 миллионов.

Нацистские лидеры уже считали себя и впрямь всемогущими, как языческие божки. Мановением руки, одним словом стирали с лица земли города, рушили государства! Теперь эта черная, бездушная сила поворачивала на Россию… Поворачивала не для того, чтобы изменить, переделать нашу страну, а для того, чтобы уничтожить. В марте 1941 г. Гитлер на совещании высшего генералитета поучал: «Война против России такова, что ее нельзя вести по законам рыцарства. Это прежде всего борьба идеологий и рас, поэтому ее необходимо вести с беспрецедентной, неумолимой жестокостью». И в данном случае генералы ничего не возражали, не имели ничего против! Они и сами настраивали подчиненных аналогичным образом!

Тогда же, в марте, штаб ОКВ разработал приказ, допускающий уничтожение военнопленных. Еще несколько подобных документов было подписано в мае, непосредственно перед нападением. 12 мая был издан «приказ о комиссарах» — поголовном уничтожении политработников Красной армии. На следующий день Гитлер и Кейтель выпустили директиву, где указывалось, что расправы над непокорными в России должны осуществляться даже без военно-полевых судов, по приказу любого офицера. Причем военнослужащих «в отношении проступков, совершенных против гражданского населения», запрещалось привлекать к ответственности.

В этот же день, 13 мая, от лица Гитлера и Кейтеля вышла директива, распределявшая обязанности по освоению русских пространств. На Геринга возлагалась «эксплуатация страны и использование ее экономических возможностей». А на Гиммлера — выполнение «специальных задач по подготовке к политическому управлению Россией». Районы, где будут работать команды Гиммлера, требовалось закрыть от посторонних, вход и въезд туда строго запрещался. Что это примерно означает, было уже известно по опыту Польши. Но опять никто не возражал. В отличие от Франции, никто из генералов не требовал оградить их от гестаповцев и эсэсовцев.