Валерий Шамбаров - Кукловоды Третьего рейха

Самым наглядным и самым доходчивым аргументом для агитации нацистов стали не речи фюрера и не статьи Геббельса. Лучшими доказательствами их правоты становились быстрые и впечатляющие успехи их власти. Прекращение политического разброда благотворно сказалось на экономике. А финансовые группировки, организовавшие мировой кризис, сочли, что цели достигнуты. Великая Депрессия уходила в прошлое. Но эти же самые группировки в ходе кризиса значительно увеличили свои капиталы. Теперь средства вкладывались в самые прибыльные отрасли. А лучшим полем для вложения была Германия!

Получая крупную подпитку, фюрер смог оживить экономику, предприятия стали получать значительные государственные заказы. Началась реализация масштабных строительных программ. Преображался Берлин, украшался новыми величественными зданиями. По всей стране прокладывались имперские автобаны (высококачественные шоссейные дороги). Организовывались «трудовые лагеря» для юношей и девушек, где молодежь участвовала в стройках, сельскохозяйственных работах, а заодно проходила военную подготовку. Безработица быстро сходила на нет. При этом укреплялся и авторитет Гитлера. Народ искренне восторгался вождем, творившим чудеса.

А на волне успехов и общего энтузиазма становились возможными решающие шаги по изменению статуса Германии. По условиям Версальского договора (позже он был уточнен Локарнским договором) Рейнская область, пограничная с Францией, считалась демилитаризованной. Немцам запрещалось вводить туда войска, строить укрепления. Кроме того, победители удерживали залог — Саарская область Германии с угольными копями на 15 лет была передана под управление Лиги Наций. Персонально это управление осуществляли французы. Особый статус Саара сохранялся до сих пор, и после прихода Гитлера к власти сюда стали стекаться со всей Германии осколки разгромленных оппозиционных партий: коммунисты, социалисты. Под крылышком французской администрации они чувствовали себя в безопасности. Саар стал перевалочной базой, из-за границы сюда завозили антинацистскую литературу, распространяя потом по Германии [80].

Но срок международного контроля истекал. 13 января 1935 г. в Сааре был организован плебисцит. При его подготовке ударно потрудились все — пропаганда Геббельса, спецслужбы Гиммлера. Но успехи гитлеровского правительства агитировали сами за себя, а французские оккупационные власти, продажные и заносчивые, надоели населению. 90 % жителей Саара высказалось за воссоединение с Германией. Официально оно произошло 1 марта и вылилось в общенародный праздник. Впрочем, радоваться и веселиться довелось не всем. Окопавшихся в Сааре оппозиционеров гестапо и СД заранее взяли на заметку. Тех, кто промедлил удрать за границу, накрыли одним махом [39].

Волну патриотического ликования по случаю возвращения Саара нацисты постарались раздуть и по всей Германии. А фюрер снова использовал общий подъем. Едва к Германии вернулся залог, он начал перечеркивать другие условия Версальского договора. Не сразу, а по очереди. 10 марта в Германии было провозглашено создание военно-воздушного флота. Первый пробный шарик. Если западные державы возмутятся, начнут угрожать, не поздно было отменить решение. Но они не возмутились, проглотили. Тогда последовал следующий шаг. 16 марта Гитлер подписал закон о всеобщей воинской обязанности. Вместо 100-тысячного профессионального рейхсвера рождался вермахт. Состав вооруженных сил определялся в 36 дивизий — 500 тысяч человек. Пока 36 дивизий.

Опять же, с оглядкой. Если международное сообщество выступит против, можно было поторговаться, сократить… Однако никакого реального противодействия не было. Для проформы выражались слабенькие дипломатические протесты. Но если не обращать на них внимания, никто не мешал Германии вооружаться. А предлогом для такого попустительства служила пресловутая «советская опасность». О ней кричали нацистские руководители, кивали с пониманием их британские и французские партнеры, подхватывали газеты. Разве можно оставить Германию беззащитной перед угрозой с востока? [30]

Выглядело логично, убедительно. Но на деле-то получались сплошные нестыковки. Например, нацисты раздували перед всем миром жуткий образ русского чудовища, готового пожрать западную цивилизацию. Но сами отнюдь не прервали торговых связей с СССР! По прежним, еще республиканским контрактам немецкие промышленники поставляли России необходимые ей технологии, оборудование, товары, помогали налаживать и наращивать выпуск оружия! Да и как было не поставлять, если Москва платила валютой и золотом, которые требовались для вооружения Третьего рейха? В Германию направлялась львиная доля советского экспорта зерна, без него немцам, едва начавшим выползать из кризиса, было бы трудно обойтись.

Словом, парадоксов хватало. Немцы объявляют Советский Союз врагом, но продают ему стратегические товары! А англичанам и французам Москва предлагает систему европейской безопасности, но они увиливают и ублажают немцев! Эти вопросы Сталин попытался поднять, когда в Москву прибыл с визитом британский лорд-хранитель печати Иден. Поднял прямо, в лоб. Спросил, как он оценивает международное положение, «если сравнить с 1913 г. — как оно сейчас, лучше или хуже?» Иден высказался, что лучше — дескать, он возлагает надежды на Лигу Наций, на пацифистское движение. Сталин отрезал: «Я думаю, что положение сейчас хуже, чем в 1913 г…» Потому что тогда был один очаг военной опасности — Германия, а сейчас два — Германия и Япония.

Иден повторил привычное объяснение: «Гитлер заявлял, что он очень озабочен могуществом вашей Красной Армии и угрозой нападения на него с востока». Тут-то Иосиф Виссарионович поймал его. Спросил, а знает ли Иден, что германское правительство «согласилось поставлять нам такие продукты, о которых как-то даже неловко открыто говорить — вооружение, химию и т. д.». Англичанин предпочел сделать вид, что не знает: «Это поразительно! Такое поведение не свидетельствует об искренности Гитлера, когда он говорит другим о военной угрозе со стороны СССР». После этого гость попытался перевести разговор на отвлеченные темы — стал восхищаться русскими просторами, по сравнению с которыми Англия — «совсем маленький остров». Но советский лидер ткнул Идена носом в хорошо известные ему факты: «Вот если бы этот маленький остров сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла — мир в Европе был бы обеспечен». Иден счел за лучшее промолчать [113]…

2 мая 1935 г. Советскому Союзу все-таки удалось заключить договор с Францией о взаимопомощи в случае агрессии в Европе. Но он был чисто декларативным, не подкреплялся никакими конкретными военными обязательствами. Москва неоднократно напоминала об этом, но ответа не удостоилась. Да и сам договор о взаимопомощи французское правительство после подписания отложило в долгий ящик. Он был ратифицирован лишь 10 месяцев спустя! И даже после этого французские политики выражали сомнения, стоило ли его подписывать [20]!