Конн Иггульден - Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

Чен И привычным жестом склонил голову набок. Он не доверял людям, которых взял на борт, а туповатый верзила, похоже, сильно рассердился. В конце концов лодочник пожал плечами. Все люди спят по ночам. Если вдруг эти трое начнут ему досаждать, они будут не первыми пассажирами, которые отправятся на речное дно. Чен И еще раз показал путникам на мешки и отвернулся. У Хо Са полегчало на душе. Он тоже лег на мешках, изо всех сил делая вид, что ничего серьезного не произошло.

Хасар и не думал извиняться.

— Что ты сказал лодочнику? — осведомился он.

Хо Са набрал в грудь побольше воздуха.

— Сказал, что ты путешественник из дальних чужеземных стран. Я думал, капитан никогда не слышал о последователях ислама, да только ему, похоже, доводилось с ними встречаться. Лодочник считает, что я лгу, но не будет задавать лишних вопросов. По крайней мере, не станет допытываться, почему ты не говоришь по-китайски.

Хасар удовлетворенно вздохнул.

— Значит, я не немой. Вот и хорошо, а то я бы не выдержал.

Он вновь сел на мешки, оттолкнув Тэмуге, чтобы устроиться поудобнее. Джонка, покачиваясь на волнах, двигалась вперед. Хасар закрыл глаза. Хо Са решил, что он заснул.

— А почему он провел пальцем по горлу? — вдруг спросил Хасар, не открывая глаз.

— Хотел узнать, собираюсь ли я перерезать тебе горло и выкинуть за борт, — ответил Хо Са резко. — По правде говоря, я об этом уже думал.

Хасар рассмеялся.

— Этот коротышка мне по сердцу, — пробормотал он сонно. — Хорошо, что мы нашли лодку.

Чингис шел по большому улусу у подножия знакомых с детства гор. Ночью выпал снег, и хан дышал морозным воздухом, наслаждаясь каждым глубоким вдохом. Издали доносилось призывное ржание кобылиц, а из одной юрты — колыбельная, там женщина убаюкивала ребенка. В окружении многочисленных семейств хан чувствовал умиротворенность, на душе у него было легко. Чингис вдруг вспомнил дни, когда он с братьями ничего не знал об огромном мире, а отец был жив. Потом подумал обо всех землях, которые ему довелось увидеть, и покачал головой. Степь — огромное травяное море — оказалась шире, чем он себе представлял. Чингиса одолевало желание посмотреть на еще не виданные места, да хотя бы на цзиньские города. Что же, он молод, силен и стоит во главе неисчислимого народа, который может завоевать все, что захочет. Чингис улыбнулся, подходя к юрте, поставленной для второй жены, Чахэ. Его отец довольствовался только одной женой, их матерью. Правда, Есугэй правил маленьким племенем, и ему не платили дань красивыми женщинами.

Входя в юрту, Чингис пригнулся. Чахэ ждала, в тусклом свете единственной лампы ее глаза казались огромными и темными. Чингис молча смотрел, как она поднялась, чтобы поприветствовать его. Он не знал, где ей удалось раздобыть двух молоденьких служанок-тангуток. Скорее всего, девушек полонили его воины, а Чахэ купила их или выменяла. Рабыни выскользнули из юрты, обдав Чингиса легким ароматом духов, хан вздрогнул, когда его руку задело шелковое одеяние одной из девушек. Вскоре их мелодичные голоса стихли вдали, и хан остался наедине с Чахэ.

Она стояла перед ним, гордо подняв голову. Сначала девушке приходилось нелегко среди монголов, но еще задолго до того, как она выучила первые слова на незнакомом языке, Чингис заметил в ее лучистых глазах силу духа. Чахэ держалась с достоинством, подобающим дочери правителя. Каждый раз, глядя на нее, Чингис чувствовал возбуждение. Как ни странно, больше всего Чингиса прельщала в тангутке именно безукоризненная осанка.

Чахэ улыбнулась, видя, как муж пожирает ее глазами. Улучив момент, она опустилась перед ним на колени и склонила голову, затем подняла взгляд — убедиться, что хан оценил ее покорность. Чингис рассмеялся, схватил жену за руку и поднял, чтобы тут же уложить на постель.

Он взял Чахэ обеими руками за голову и поцеловал, его пальцы запутались в густых черных волосах. Женщина стонала под его поцелуями, и Чингис с восторгом почувствовал прикосновения ее рук на бедрах и боках. Ночь стояла теплая, и хан не спешил. Чахэ распахнула шелковый халат, обнажив белоснежное тело с плоским животом до шелкового пояса и штанов, которые носила подобно мужчине. Чингис поцеловал ее грудь, слегка куснул, и Чахэ застонала от удовольствия. Вскоре остальная одежда последовала за халатом.

Чингис овладел тангутской принцессой. Ее вздохи и крики разносились по спящему улусу.

ГЛАВА 11

Целую неделю шла лодка Чена И до Шицзуйшаня, расположенного на западном берегу реки. Стояли холодные и серые дни, а мутная вода становилась все темнее и темнее, пока не заплескалась волнами кремового цвета, вполне оправдывая название реки. Какое-то время лодку сопровождала стайка дельфинов, но, когда Хасар в порыве восторга ткнул одного из них веслом, животные исчезли так же быстро, как появились. У Хо Са сложилось определенное мнение о коротышке капитане: воин подозревал, что трюм забит контрабандным товаром, возможно предметами роскоши, которые должны были принести владельцу немалую выгоду. Правда, проверить свои подозрения Хо Са не удалось — команда не спускала глаз с подозрительных странников. Похоже, лодочник и его люди работали на богатого торговца, и им запрещалось рисковать грузом, беря на борт пассажиров. Хо Са убедился, что Чен И — опытный лоцман и знает реку куда лучше императорских сборщиков податей. Не раз и не два лодка заходила в приток, делала большой крюк и снова возвращалась в воды Хуанхэ. В последний раз Хо Са заметил смутную тень идущей за ними казенной барки. Воина вполне устраивала капитанская тактика, он не жаловался на потерю времени, хотя спал вполглаза, прятал в рукаве нож и просыпался от малейшего шума.

Оказалось, что Хасар во сне громко храпит. К недовольству Хо Са, команде, похоже, нравился монгол, и его уже успели научить словам и выражениям, малоприменимым за стенами портовых притонов. Хо Са с трудом сдержал злость, когда Хасар поборол на руках троих самых дюжих матросов, выиграл бурдюк крепкого рисового вина и выпил его сам, ни с кем не поделившись.

Из всех троих хуже всего приходилось Тэмуге. Путешествие не доставляло ему никакой радости. Хотя река была довольно спокойной, утром второго дня Тэмуге блевал, перегнувшись через борт лодки, под презрительные насмешки экипажа. По ночам его одолевали комары, и наутро он вставал со свежей россыпью красных укусов на лодыжках. Тэмуге с явным неодобрением следил за дружбой, установившейся между Хасаром и людьми Чена И, сам же с ними сблизиться не пытался, хотя язык знал гораздо лучше брата. Тэмуге мечтал, чтобы путешествие быстрее закончилось. К его досаде, Шицзуйшань был всего лишь остановкой в пути, местом, где можно пополнить запасы.