Конн Иггульден - Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

Почти сразу во дворе показалась кряжистая фигура того, кто сейчас заведовал ямом. Пожилому однорукому воину нынешняя должность наверняка досталась за прежние заслуги, в том числе за потерянную в бою конечность. На жалкий обрубок Хубилай предпочел из вежливости не смотреть.

– Говорю с тобой именем и властью Сорхахтани и Дорегене, жены Угэдэй-хана! Это послание надо срочно доставить в армию Субэдэя – не просто срочно, а так, что срочнее не бывает. Надо будет – запаляй лошадей, губи людей, но чтобы метель из-под копыт! И сразу в руки наследнику хана Гуюку. Ему, и никому иному.

Только

в его руки. Ты понял меня?

Старый воин пристально смотрел.

– А почему такая спешка? – осведомился он.

Судя по всему, новость еще не получила распространения. Хубилай решился. Надо, чтобы гонец поскакал сию же минуту, без всяких проволочек.

– Хан умер, – веско сказал он. – Необходимо известить его наследника. А теперь

гони

– или будешь лишен места!

Человек не мешкая кликнул ночного дежурного. Хубилай наблюдал, как навстречу торопится хмурого вида молодой нарочный. Заслышав приказ не щадить ни себя, ни лошадь, он вначале напрягся, а затем с пониманием кивнул. Послание легло в кожаную суму, которую гонец надежно приторочил к своей спине. Ямские слуги в это время уже спешно седлали лошадь. Тонко позвякивали бубенцы на сбруе.

Почтовая лошадь, почуяв знакомый звук, пряла ушами и раздувала ноздри. Звон седельных бубенцов для нее означал бег во весь опор и на далекое расстояние. Вот гонец дал ей шпоры и, в секунду проскочив под аркой, галопом помчался по еще сонному городу. Хубилай потер шею, которая отчего-то занемела. Ну что, свое дело он сделал.

*

Когда прибыла Сорхахтани, Дорегене не спала. Она плакала. Кебтеулы на дверях в покои впустили гостью, почти не глянув.

– Ты уже слышала? – спросила теперь уже вдова.

Сорхахтани без слов раскрыла объятия, и Дорегене почти упала в них. Сама она была крупнее Сорхахтани и обвила ее руками полностью. Какое-то время обе стояли, скорбно прильнув друг к другу.

– Я сейчас собираюсь в сад, – выдавила Дорегене. От горя ее сотрясало, она едва держалась на ногах. – Там с ним сейчас стража. Он там ждет… меня.

– Дорегене, милая, – нежно проговорила Сорхахтани, – вначале я должна с тобой поговорить.

Та в ответ безутешно покачала головой:

– После. Я не могу оставлять его там одного.

Взвесив шансы ее остановить и поняв, что это бесполезно, Сорхахтани уступила.

– Позволь мне пойти с тобой, – сказала она.

Обе двинулись вдоль коридора, ведущего в открытое пространство сада. Сзади шлейфом потянулись стражники и слуги Дорегене. На ходу Сорхахтани тревожно прислушивалась к сдавленным рыданиям ханской жены. Та брела, уронив лицо в руки. Это не только действовало на нервы, но и подтачивало уверенность в своих силах. Сорхахтани ведь тоже потеряла мужа, и рана эта до сих пор свежа, а тут еще весть о кончине хана терзает сердце. Сорхахтани не покидало ощущение, что нити событий ускользают из рук. Сколько времени пройдет, прежде чем Чагатаю донесут, что его брат наконец-то окочурился? Как быстро после этого он явится в Каракорум с претензией на ханский престол? Если он станет действовать стремительно, то его армия прибудет сюда раньше Гуюка.

Поворотам, углам и переходам не было конца. Наконец в лицо дохнул свежий бодрящий ветер, и впереди за крытой галереей распахнулось пространство сада. Злополучное место у скамейки по-прежнему освещали факелы, хотя уже рассвело. Дорегене с криком пустилась бегом. Понимая, что ее не остановить, Сорхахтани просто молча шла следом.

На подходе к скамье она встала как вкопанная, давая Дорегене одной проделать последние шаги до мужа. Стражники стояли в беспомощном гневе и с некоторым чувством вины: все-таки не уберегли, не доглядели.

Тот, кто обнаружил Угэдэя первым, повернул его лицом к небу. Глаза хана были закрыты, и лежал он в глухом, отрешенном безмолвии смерти, с лицом, белым как мел. Сорхахтани отирала слезы. Дорегене тем временем опустилась рядом с мужем на колени и ласковым движением отвела ему со лба волосы. Она не причитала, не плакала, просто сидела и неотрывно, с печальной кротостью смотрела на него. Под задувающим ветром шуршали ветви деревьев. Где-то невдалеке щебетнула птица, но Дорегене не подняла глаз и не сдвинулась с места.

Среди общего молчания прибыл Яо Шу – как был, в ночном халате. На лице, как и у почившего хана, ни кровинки. Казалось, за какой-то час он постарел, пожух. Ханский советник молчал вместе со всеми. В своем горе он стоял сумрачной тенью, подобно окружающим деревьям, что застыли безмолвными часовыми. Из-за горизонта медленно всходило солнце. Сейчас многие обернулись на дневное светило чуть ли не с ненавистью, как будто его тепло и свет были чем-то недопустимым, оскорбительным.

Когда утро залило город красноватым золотом, Сорхахтани наконец приблизилась к Дорегене и нежно взяла ее за руку.

– Пойдем, – тихо попросила она. – Дай им унести его отсюда.

Вдова покачала головой, и тогда Сорхахтани, склонившись, зашептала ей на ухо:

– Отложи свою скорбь, хотя бы на сегодня. Подумай о своем сыне, Гуюке. Слышишь меня, Дорегене? Ты должна быть сильной. Слезы по Угэдэю будем спокойно лить тогда, когда твой сын окажется в безопасности.

Дорегене медленно моргнула и, не слушая, повела головой из стороны в сторону – раз, другой. Опущенные веки сочились влагой. Она снова опустилась и поцеловала Угэдэя в губы, тяжело содрогаясь от рыданий под рукой Сорхахтани. Она такая теплая, а он такой до ужаса холодный. Никогда ей больше не чувствовать его тепла, не бывать в его объятиях… Вдова потянулась к ладоням хана, провела пальцами по свежим мозолям. Они тоже теперь не заживут. Затем все-таки поднялась.

– Пойдем, пойдем со мной, – с мягкой настойчивостью, как испуганному животному, сказала ей Сорхахтани и повлекла за собой. – Я приготовлю тебе чаю. Мы вместе присядем, что-нибудь покушаем. Ты должна беречь силы, Дорегене.

Та кивнула, и тогда Сорхахтани по крытой галерее повела ее обратно, в свои собственные покои. Чуть ли не на каждом шагу Дорегене оглядывалась, пока сад, а с ним и ее Угэдэй не скрылись из виду. Мимо, обгоняя, быстро просеменили слуги: им надо было к приходу дам успеть приготовить чай.

К покоям женщины приблизились вскоре после того, как в караул заступили дневные стражники-тургауды. Глядя на стоящих у дверей воинов, Сорхахтани по их лицам поняла, что они в смятении. Смерть хана нарушила установившийся порядок, и стража как будто пребывала в неуверенности, что ей теперь делать.

– Слушайте мое указание, – внезапно скомандовала Сорхахтани. Воины мгновенно встали навытяжку. – Пошлите скорохода к своему начальнику Алхуну. Пусть немедленно явится в эти покои. Выполняйте.