Конн Иггульден - Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

Тамплиеры крушили монголов с победным ревом. За плечами у этих железных людей были битвы с сарацинами в глинистых полях от Иерусалима до Кипра. Враг впереди должен быть разбит и опрокинут; с этой целью они пришпоривали своих могучих коней и рвались вперед, в галоп. Их атака по мощи напоминала неостановимый удар молота, разбивающий армию неприятеля напополам, открывая путь к центру, на горе и погибель вражьему королю-полководцу. Монголы под натиском проминались. Сотни их разворачивались и пускались наутек, едва успевая оторваться от смертоносного двуручного меча или тяжелой пики. Так тамплиеры скакали с полмили, гоня перед собой все, что только можно.

*

Байдур властно воздел руку. Право выбирать для этого момент принадлежало ему. Вдоль строя тотчас полетели приказы. Двадцать знаменосцев вскинули желтые флажки и прокричали команды сотням-джагунам. Приказы прошли по десяткам. Через глаза и уши они разлетались, как огонь по соломе, в считаные секунды. Хаос в мгновение ока сменился порядком. Джагуны откатывались на фланги, давая рыцарям лететь вперед без сопротивления. Кое-кто впереди все еще скакал, маня тамплиеров за собой, но фланги быстро уплотнялись, и воины там брали на изготовку луки.

От пехотинцев с их зловещими пиками рыцари оторвались далеко. В атаку их поскакало примерно десять тысяч – силища, привычная к своим победам. В монгольские тумены они впахались глубоко, и вперед их вели вера и самоуверенность. Сквозь прорези в своих забралах рыцари-французы видели хаос неприятельского отступления и исправно крушили мечами все, до чего можно было дотянуться. Скачущие впереди лошади шарахались куда-то вбок, влево и вправо, но рыцари продолжали лететь вперед в намерении пробиться сквозь неприятеля и добраться до его вожака, кем бы он ни являлся.

С обеих сторон монгольские лучники прекратили свою испуганную крикотню и положили стрелы на тетиву. Они со спокойной решимостью намечали себе цель, цепко следя раскосыми глазами за мчащимися шеями могучих боевых коней. Спереди животные защищены броней. Со стороны же их шеи или голы, или прикрыты тканью, на бегу топорщащейся складками.

Байдур рубанул рукой по воздуху. Все желтые флаги одновременным движением качнулись. Звякнули тетивы, высвобождая заряд полного натяжения и посылая жужжащие стрелы в цель – несущуюся мимо массу лошадей. Вблизи попасть в них было совсем нетрудно, и уже с первыми выстрелами кони с диким ржанием валились с пронзенными глотками. Брыкаясь, они кричали, как люди. Из ноздрей пенными толчками хлестала кровь. В отличие от людей лошадей природным наездникам было жалко, но они, морщась, вынимали из колчанов стрелы одну за одной и пускали куда надо.

Рыцари гневно вопили. Те, кого стрела пока миновала или в кого попала всего один раз, стремились вывести своих коней из насылаемого с обеих сторон черного вихря. У раненых коней, проседающих под тяжкой ношей, мучительно подкашивались ноги. Сотни их внезапно заваливались на скаку, топча или придавливая своих громоздких седоков, которые, оглушенные падением, пытались шатко подняться на ноги.

Какое-то время тамплиеры, невзирая на потери, продолжали бросок. Повернуть недюжинный вес коней и доспехов в сторону было не так-то просто, но среди растущей мясорубки Байдур расслышал, как кто-то из вражеских латников подает приказы. Этот командир моментально сделался для лучников приоритетной мишенью. Лошадь его пала, утыканная стрелами, а сам всадник покатился по земле с торчащим из шлема оперением. Помятое забрало заклинило, и он фактически ослеп. Видно было, как рыцарь отчаянно, но тщетно силится стащить с себя шлем.

Неожиданно тамплиеры сменили тактику: бросили своих коней влево и вправо, прямо на стреляющих с седел лучников. Число двинувшихся на фланги было примерно равным: каждый всадник брал в противоположную сторону за впереди идущим – великолепный, слегка парадный маневр, которого монголы прежде не видели. Байдур был под впечатлением. Скачка перерастала в противоборство рыцарей со своими истязателями – единственный шанс уцелеть в бойне, в которую обратился их прежде безостановочный бросок. Скорость тамплиеры утратили, но доспехи их были крепки, а сами рыцари – еще не измотаны боем. Обоими концами пик они крушили нукерам ребра, а затем в ход пошли длиннющие мечи, секущие головы не хуже бритвы.

Монгольские всадники гарцевали вокруг на своих лошадках, более мелких и не таких мощных, но несравненно более прытких и вертких, чем у этих закованных в сталь гигантов, в которых к тому же можно бить прицельно. Что монголы и делали: отскочив от пыхтящего в железном коконе латника, накладывали стрелу и выстреливали в любую щель или незащищенное место. Лопасть двуручного меча вхолостую просвистывала в том месте, где еще мгновение назад крутился на своем коньке скалящийся нукер в лисьей шапке.

Слышно было, как воины посмеиваются: верный признак облегчения. Сама величина рыцарей и их коней вызывала невольный страх. От взмахов их мечей кожу обдавало леденящим ветерком. Когда латники попадали, удар был ужасающий, подчас разваливающий надвое. Вон один из рыцарей в рваном красно-белом таба́рде

[28]

рубанул с такой силой, что начисто отмахнул нукеру ногу вместе с бедром, заодно пробив бок лошади. Но воин и в смерти оказался стоек: ухватил рыцаря и в падении совлек его с коня.

Град стрел с флангов постепенно редел, превращаясь в месиво из вопящих людей и лошадей, раздробленное на тысячи отдельных поединков. Байдур разъезжал взад и вперед, следя за боем. Вон один из латников покачнулся на ногах и скинул с себя помятый шлем; открылись длинные черные волосы, прилепленные потом к голове. Байдур подъехал и ударом исподтишка рубанул, чувствуя, как отдача тугой искрой пронеслась по руке в плечо.

Натянув поводья, он отъехал назад, стараясь одновременно отслеживать ход сражения. В броске Байдур, понятно, не участвовал. Если его срубят, бремя командования падет на одного Илугея. Байдур привстал в стременах, озирая картину, которой ему не забыть никогда. По всему простору поля с его туменами сражались латники в серебристых доспехах. Их щиты, помятые и пробитые, валялись там же, где падали сраженные. Счет убитых шел уже на тысячи. Держались латники стойко, отступать не думали, но не менее славно бились и нукеры, норовя клинками тыкать в забрало. Внизу под ними сражались безлошадные, криками подбадривая своих. Страха в них не было, а напрасно. Потому что устрашиться – самое время. Неудивительно, что тыл атаки уже сворачивается, превращаясь в хаотичную массу; еще немного, и она повернет, ринется назад к своим пехотинцам возле Кракова. Байдур отдал новые приказы, и за ним двинулись восемь минганов, навесом пуская стрелы в рыцарей, погоняющих своих усталых коней. На островок мнимой безопасности позади копейщиков из них возвратятся немногие.