Конн Иггульден - Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

Испуганный Бату бросился на птицу и полоснул ее мечом, пока та не вонзила в него когти. Крылья заслонили рану от Гуюка. Орел вскрикнул и упал к его ногам. Хан сделал выпад, целясь Бату в грудь, и на миг возликовал: двоюродный брат не успевал поднять меч и поставить блок.

Бату увернулся и вытащил меч из тела поверженной птицы. Орел упал на спину, но еще хватал когтями воздух и тянулся клювом к своему обидчику. Вот Бату вытянул руку, и Гуюк, вложившись в удар, едва не потерял равновесие. Он задел мечом ребро Бату и отпрянул для нового удара. Легкий дэли распахнулся, обнажив глубокий, обильно кровоточащий порез. Бату выругался и еще дальше отступил от птицы и ее хозяина.

Гуюк улыбнулся, хотя внутри все бурлило: его орла смертельно ранили. Он не решался взглянуть на своего любимца, но жалобный клекот уже затихал.

– Думал, будет легко? – подначил он Бату. – Братишка, я хан нашего народа, носитель духа и меча Чингиса. Он не даст мне погибнуть от руки мерзкого предателя. Анар! – позвал он, не сводя глаз с Бату. – Садись на коня, езжай в лагерь и вызови сюда охрану. А я пока прикончу эту падаль.

Если таким образом Гуюк провоцировал Бату на атаку, то цели своей достиг. Едва Анар двинулся к своей белой кобыле, Бату бросился вперед, меч словно ожил у него в руках. Гуюк поставил блок – и закряхтел, ощутив силу Бату. Уверенности поубавилось, хан отступил на шаг и вернулся на прежнее место. В памяти всплыл давным-давно усвоенный урок: если начнешь отступать, остановиться сложно.

Меч Бату не разглядишь – так быстро он двигается. Гуюка спасли навыки, привитые в детстве, и дважды он парировал удары чисто интуитивно. К своему неудовольствию, он уже тяжело дышал, а Бату орудовал мечом без остановки и малейших признаков одышки. Гуюк блокировал еще один разящий удар, который вспорол бы его, как козла; его легкие уже горели огнем, а Бату не знал устали, молотя мечом все быстрее и быстрее. Вот ногу словно ужалило: это меч Бату настиг его и сильно рассек мышцы. Гуюк отступил еще на шаг и чуть не упал, потому что раненая нога дрогнула. Посмотреть, как дела у Анара, он не мог и не слышал ничего, кроме звона мечей и собственного дыхания. Оставалось надеяться, что тот спасся бегством. Гуюк подумал, что ему не одолеть Бату, молотящего мечом, как дровосек топором. От отчаянно защищался и ждал удобного момента, чувствуя, как по ноге течет кровь.

В суете Бату, не заметив, что сбоку подобрался Анар, блокировал выпад Гуюка и, высоко подняв меч, раскрылся. Тут Анар и сбил его с ног, и они покатились по траве. Гуюк слышал, как колотится его сердце, словно весь мир затих.

Невооруженный Анар попытался сдержать Бату, который вскочил на ноги. Хану представился удобный момент. Бату дважды ударил Анара мечом в бок, лишая его воздуха – и жизни. Но и чуть живой, тот цеплялся за полу его халата, выводя Бату из равновесия. В диком гневе Гуюк рванул вперед. Первый его удар не достиг цели, потому что Бату закрылся Анаром, как щитом, а потом бросил. Хан хотел в выпаде пронзить Бату сердце, но не хватило прыти. Меч врага настиг его прежде, чем он успел нанести удар. Гуюк прочувствовал каждый дюйм металла, скользящего меж ребер. Он поворачивался вместе с мечом, но гнев еще давал силы сопротивляться. Гуюк охнул – клинок застрял в его груди, и Бату не мог его вытащить. Двоюродные братья едва не обнимались, они были слишком близко друг к другу, и Гуюк не мог использовать свой меч. Зато он ударил рукоятью Бату по лицу, сломал ему нос и разбил губы. Силы утекали, как вода, удары слабели, и вскоре хан едва поднимал руку.

Меч выпал из вялых пальцев, ноги подогнулись, и Гуюк осел на землю. Меч Бату, вонзенный глубоко в грудь, опустился вместе с ним. Анар лежал на спине, давился кровью и жадно хватал воздух ртом. Гуюк перехватил его взгляд, но отвел глаза: что ему до участи слуги?

Перед глазами потемнело. Бату потянул рукоять меча, но боль Гуюк почти не почувствовал. Едва клинок покинул его тело, опорожнились кишечник и мочевой пузырь. Но конец все не наступал, и хан бесцельно цеплялся за жизнь, пока в легких оставался воздух.

Бату стоял и налитыми кровью глазами смотрел на труп двоюродного брата. Слуга Гуюка протянул дольше, и Бату, не говоря ни слова, дождался момента, когда Анар перестанет хрипеть и взирать на него с мольбой. Когда оба умерли, он опустился на одно колено, положил меч на землю и осторожно ощупал лицо, чтобы определить, сильно ли ранен. Кровь текла из носа липкой струей, попадала в горло, и Бату сплюнул ее на траву. Взгляд его упал на меч Гуюка с оскаленной волчьей мордой на рукояти. Бату покачал головой, дивясь своей жадности, и огляделся в поисках ножен. Затем вытер меч, вложил в ножны и опустил Гуюку на грудь. Ханский дэли уже потяжелел, насквозь пропитавшись остывающей кровью. Меч был в распоряжении Бату, но забрать он его не мог.

– Мой враг мертв, – пробормотал Бату, глядя на неподвижное лицо Гуюка.

От Хубилая он знал, что хан уедет из лагеря без охраны. Ждал целых три дня – лежал и наблюдал, рискуя быть обнаруженным дозорными. Его постоянно одолевали сомнения куда сильнее жажды. А вдруг Хубилай ошибся? Вдруг он впустую теряет время, вместо того чтобы спасать своих людей? Бату был очень близок к отчаянию, когда наконец показался Гуюк…

Он все стоял и смотрел на трупы. Оказывается, уже наступила короткая летняя ночь, хотя схватка долгой не показалась. На убитого орла Бату глянул с сожалением: он знал, что предка этой птицы приручил сам Чингис. Воин расправил плечи, вдохнул свежий воздух и ощутил, как боль стихает. Раны он получил несерьезные и неплохо себя чувствовал. Кровь так и бурлила, Бату дышал полной грудью, наслаждаясь жизнью. Он ничуть не жалел о решении сразиться с ханом. Бату взял с собой лук и вполне мог убить и Гуюка, и его слугу из засады, но выбрал способ достойнее. Он рассмеялся. Что будет с народом без Гуюка, Бату не знал и знать не хотел. Главное, спасены его люди. Усмехнувшись, он вытер свой меч о рубаху слуги, вложил в ножны и зашагал к коню.

*

Когда подъехал Мункэ, воины стояли у тела хана, молчаливые и подавленные. Вставало солнце, на деревьях каркали вороны. Казалось, нижние ветви сплошь облеплены черными птицами, а сколько их опускалось на землю, хлопало крыльями и поглядывало на мертвеца… Пока Мункэ спешивался, воин раздраженно пнул одного из них; впрочем, тот успел улететь.

Гуюк лежал недвижим, с отцовским мечом на груди. Мункэ склонился над телом хана, спрятав чувства под равнодушной маской, которая со временем появляется у каждого воина. Он долго так стоял, и никто не решался заговорить.

– Воры забрали бы меч, – наконец изрек Мункэ глубоким, полным гнева голосом.

Он поднял меч, вытащил из ножен и увидел, что клинок начисто вытерли. Взгляд орлока скользнул по трупам и остановился на кровавых пятнах, темневших на одежде ханского слуги.