Конн Иггульден - Чингисхан. Пенталогия (ЛП)

Хубилай отступил на триста шагов, к вящему разочарованию лучников, которые в него целились. Со своего места он увидел, как Урянхатай подавил наступление врагов и как лучники снова синхронно выстрелили. Повернув голову, Хубилай углядел, как от порядков брата отделилась большая группа свежих воинов и направилась в обход взбудораженного центра. Он нервно сглотнул, сообразив, что эти воины могут атаковать Урянхатая сначала с фланга, потом с тыла. Кого бы послать на помощь? Хубилай немедля отправил гонцов к своим командирам.

Он снова вгляделся в горизонт: ну где же Баяр? С тех пор как вернулся от сунцев, хан боялся долгой, кровопролитной битвы – ведь друг друга уничтожали родичи, монголы. Он уже потерял счет жертвам, а если сражение затянется, империю Чингисхана будет некому защищать. Вокруг дикое зверье! Он нуждался в тех, кого убивали его люди. Он нуждался в каждом. Хубилай еще раз глянул на горизонт и словно окаменел, стиснув меч. Вдали появились тумены, темные линии галопирующих всадников.

Радостное возбуждение прошло, когда хан увидел, сколько всадников. Он тяжело вздохнул, чувствуя, как страх снова вонзает в него ледяные зубы. Слишком много! Он посылал с Баяром в русские земли лишь три тумена, а к нему скакало куда больше…

Хубилай закрыл глаза, опустил голову и попытался сдержать бешеное биение сердца, от которого его бросило в жар, а лицо сильно покраснело. Он мог сдаться или принять наихудшее из возможных решений и сражаться до последнего воина. Хубилай раздраженно вытер кровь со щеки. Но вот воины Арик-бокэ снова двинулись вперед с громкими криками, словно навстречу новой опасности. Хубилай вскинул голову, не отваживаясь вдохнуть полной грудью.

Значит, это не подкрепление! Арик-бокэ уже разворачивал своих знаменосцев и под защитой туменов отводил их. У Хубилая закружилась голова, бешеный пульс стих. Вкус поражения он уже знал и научился с ним мириться. Он так и не решил, что нужно делать. Его воины радостно кричали, и он кричал вместе с ними, махая мечом стремительно приближающимся туменам и крича врагам:

– Бросайте оружие!

Крик подхватили его темники, потом командиры минганов, потом командиры джагунов. Мгновения спустя кричали тысячи воинов. Шесть туменов тем временем приближались – свежие, беспощадные, с полными колчанами стрел и целыми копьями. Хубилай повторил приказ, за ним его нестройным хором повторили тумены. Урянхатай отвел их еще дальше – меж войсками образовалась брешь. Заполнять ее никто не спешил; тумены Арик-бокэ осадили коней и испуганно смотрели, как к ним во весь опор мчатся шестьдесят тысяч всадников.

Хубилай не видел, как первый воин брата бросил на землю меч и пустой колчан. То был не просто воин, а командир мингана. Многие из его бойцов спешились и, тяжело дыша, стояли рядом со своими конями. Когда Хубилай разглядел туги Баяра и Бату, лишь тумен, с которым ехал Арик-бокэ, остался в боевой готовности. Другие воины окружили его и призывали сдаться.

Арик-бокэ в мрачном молчании наблюдал, как Урянхатай собирает свои войска, как воины Баяра и Бату с луками наготове подходят на расстояние выстрела.

На помощь врагу подоспела свежая армия – перед лицом такой угрозы воины последнего тумена побросали мечи и отошли от знаменосцев, окружавших Арик-бокэ. Тот гневно велел им вернуться, но они не слушали.

Хубилай понимал, что именно сейчас ему грозит самая большая опасность. Не имело смысла приказывать своим командирам, чтобы собрались вокруг него. Одна стрела могла лишить его жизни и подарить брату новый шанс. Хубилай не сомневался: тот будет сражаться до последнего и оставит ханство обескровленным. Никаких взглядов по сторонам: Хубилай погнал коня через поле боя. Его слуги расталкивали воинов, которых мгновение назад убили бы.

Казалось, целая вечность минула прежде, чем Хубилай увидел Арик-бокэ. Брат выглядел куда старше, чем помнилось Хубилаю; от волнения его изуродованный нос густо покраснел. Арик-бокэ до сих пор сжимал меч. Хубилай негромко отдал приказ едущим следом за ним. Они звучно натянули тетивы и прицелились в человека, свирепо смотревшего на своего противника.

– Сдавайся, брат! – крикнул Хубилай. – Все кончено.

Глаза Арик-бокэ заблестели, он зло глянул на свою свиту. Изуродованное лицо выражало презрение с особой выразительностью. Арик-бокэ смачно сплюнул. На миг Хубилаю подумалось, что младший брат сейчас рванет к нему и погибнет, но Арик-бокэ словно прочитал его мысли и покачал головой. Он медленно разжал правую руку, и меч с волчьей головой на рукояти упал на траву.

Глава 44

Хубилай один стоял в тронном зале каракорумского дворца и смотрел в окно на городские крыши. За пределами дворца ни грязным, ни плохо пахнущим он себя не чувствовал. Но разве ему место среди чистых залов с блестящими каменными полами? Не больше, чем обезьяне в городском саду! Хубилай улыбнулся, представив, как нелепо выглядит. Доспехи мало напоминали одежды ученого, которые он часто носил в юности. Пальцы теперь были покрыты не чернильными пятнами, а мозолями. Хубилай поднял правую руку и посмотрел на шрамы. В каждую складку, в каждую пору въелась грязь – запекшаяся кровь, земля, масло.

Хубилай много лет не был в городе своей юности и, едва попав за ворота, изумился и старому, и новому. Короткая поездка до дворца по городским улицам потрясла его до глубины души. За годы отсутствия Хубилай видел много сунских городов, все и не упомнишь. В свое время Каракорум казался ему большим, просторным, с широкими улицами и крепкими домами; а сейчас – тесным и захолустным. Местные жители не видали ни изысканных садов и каналов сунских городов, ни огромных парков Шанду. Даже библиотека, где Хубилай просиживал часами, точно съежилась в его отсутствие, ее сокровища разочаровывали. Хан в одиночку бродил по коридорам дворца, заглядывал в свои любимые закоулки. В комнате, где ночевал юношей, он разыскал свое имя, которое вырезал на дубовой панели. Хубилай замер над ним и, ненадолго забыв обо всем, водил рукой по грубым знакам.

Другим стал даже дворцовый сад: деревья заметно выросли. Они изменили и внешний вид, и атмосферу, отбрасывая тени, в которых все выглядело иначе. Хубилай немного посидел в беседке, построенной после смерти Угэдэя. Вишни в бледно-розовом цвету казались воплощением мира. Война закончилась – по-настоящему Хубилай понял это в тишине сада. Ему осталось только править.

Миру нужно радоваться, а Хубилай не мог избавиться от разочарования: казалось, годы войны оставили только эхо воспоминаний. Он старательно боролся с ностальгией, но реальность висела в теплом воздухе, сладковатом от трав, которые жгли, чтобы отогнать хвори.