Антанас Венуолис - Перепутья

Всадники продвигались шагом, объезжая валежники, кусты, коряги и муравейники величиной с копну сена. Иногда конь, перепрыгивая через труп лесного великана, гниющий на земле, цеплялся за него задними ногами и разбивал копытами, словно червивый гриб. Наступив невзначай на такое истлевающее, вроде бы еще прочное бревно, человек проваливался в труху до самой земли. В других местах, возле родников и просто в низинах, преграждали людям дорогу широко разросшиеся грабы, березы, дикие груши, яблони; болота окружали калина и крушина; вековой орешник и сучковатый кизил переплетались с вязами и другими, сегодня уже исчезнувшими деревьями и кустарниками, которые, вытеснив хвойные породы, хозяйничали здесь безраздельно. Часто всадники попадали в такую чащобу, что им приходилось топором прокладывать себе дорогу.

Шарка, который родился и вырос в лесах и с малых лет охотился в пущах Литвы и Жемайтии, хорошо ориентировался в чащобе, легко различал след зверя, издали узнавал топкие места и бездонные болотные трясины. В лесу Шарка не сбивался с пути ни днем, ни ночью, когда на небосклоне мерцали звезды. Для него достаточно бывало забраться на дерево и глянуть на небо. В самых густых зарослях, куда ни единый луч солнца не пробивался сквозь кроны деревьев, Шарка, рассматривая, с какой стороны дерева больше сухих ветвей, с какой стороны ствола гуще растет мох и лишайник, узнавал, где север, а где юг, и всегда выбирал самую прямую дорогу. В лесу он нюхом чувствовал берлоги кабанов, понимал язык птиц, знал повадки зверей; ужи и змеи сулили ему счастье или беду; прислушавшись к гулу леса, он заранее предсказывал дождь, бурю или вёдро.

Долго вел Шарка отряд через пущу Падубисиса, а никакой тайной дороги, кроме звериных троп, все еще не было. Подъезжали они к болотам, топям, спокойным озерам, но Шарка всегда огибал их и снова вел отряд в ту же сторону, по той же пуще, которой, казалось, не будет конца и края. Поднятые со своих спокойных лежбищ, вихрем уносились через лес лоси, и только ломаемые рогами сучья и раздвигаемые кусты, словно быстрый поток, отмечали путь зверя. Стройные легконогие серны и пугливые дикие козы убегали от людей и, казалось, играючи прыгали-скакали через пни и коряги; мелькали среди прошлогоднего порыжевшего папоротника облезлые спины лисиц; трусливые зайцы, прижав уши, уносили свою шкуру и через некоторое время кружным путем возвращались обратно в свои теплые, выстланные мхом логовища. Возле обглоданных останков крупных зверей всадники натыкались на стаи грызущихся волков; шумно взлетали с падали ястребы и орлы, а над лесом кружились и каркали черные вороны. Иногда, подпустив людей слишком близко, бесстрашный тур, фыркая и разбрасывая копытами землю, трусил через пущу; с хрюканьем разбегалось стадо кабанов… Но теперь всадникам было не до охоты.

Приутих отважный рыцарь Греже, он уже не разговаривал ни с боярином Рамбаудасом, ни с проводником Шаркой. Неспокойно чувствовали себя крестоносцы. Не рукоять меча сжимали они в пальцах, а перебирали под плащом освященные четки и подозрительно поглядывали в чащобу мрачной пущи. Не боялись они хищных зверей, не страшны им были топкие болота, не ждали они внезапного нападения, но их пугала подступающая ночь в темной пуще, языческие боги, божества и лесные духи, которые так ненавидели крестоносцев и, случалось, в таких глухих местах душили целые их отряды до последнего человека. А тем временем пуща становилась все более пугающей, темной, и солнечные лучи уже не в силах были пробиться сквозь ветви хвойных деревьев.

Все поглядывали на Шарку, следили за ним, а он, накинув на плечо медвежью шкуру, словно некое лесное божество, вел отряд лишь одному ему известными лесными тропами, то и дело шепча что-то сам себе.

Наконец Шарка вывел конный отряд на тайную дорогу. Все сразу повеселели, стали разговорчивее и принялись искать местечко посуше для ночлега. Отыскав такое место, спешились, расседлали коней, сняли мешки с сеном, отвязали сумки и развели несколько костров. Пока еще не сгустились сумерки, несколько всадников отправились поохотиться и вскоре вернулись с убитым лосем и двумя кабанчиками. Другие пробуравили несколько кленов, что росли рядышком; ободрав березу, смастерили берестянки и приладили их к лоткам, с которых капал сок.

Высоко подскакивало трепещущее пламя, в кострах постреливали сучья, а дым, не встречая на своем пути ни малейшего ветерка, поднимался вверх, к верхушкам деревьев, и растворялся в звездном небе. Вокруг костров шевелились тени людей, готовящих себе ужин. Когда поджарилась лосятина, все сели ужинать. Закованный в броню богатырь, комтур, рыцарь и трое бояр уселись на свои седла несколько в стороне. Им прислуживали слуги и мелкие бояре. Их спутники крестоносцы тоже жарили себе мясо и ужинали отдельно от жемайтийцев и бояр, подозрительных христиан, которые, очутившись в лесу, больше полагались на своих древних богов, чем на новых, христианских. Сначала они крестились, потом бросали первые кусочки мяса своим богам. Иные, зайдя за стволы деревьев и отвернувшись к пуще, тихо молились богу пути Альгису, сладкой Милде 8 8 Милда — богиня любви. , Жемине 9 9 Жемина — богиня земли и плодородия. … Чтобы не разгневать языческих богов, крестоносцы тоже незаметно бросали им пищу. Одни лишь жемайтийцы, почитатели природы, чувствовали себя здесь как дома, никого не боялись, никого не стеснялись и не заискивали перед чужими богами. Если их совесть и была нечиста, то только потому, что вот общаются они со своими извечными врагами крестоносцами. Ужинали, запивая мясо сладким кленовым соком. Насытившись, напоили коней, задали им сена и, выставив усиленную стражу, стали готовиться ко сну. Для закованного в доспехи богатыря приготовили отдельную постель: сначала накидали высокую копну еловых лап, а потом сверху застелили ее мягкой медвежьей шкурой. Для комтура, рыцаря и бояр слуги тоже постелили отдельно, но так, чтобы богатырь оказался в середине. Остальные бояре, их спутники и слуги набросали на землю еловых веток и, подложив под головы седла, быстро заснули и стали храпеть. Только крестоносцам никак не спалось. Соорудив для себя постель в стороне от всех, они еще долго молились, перебирали четки и слушали, что творится в глубине пущи. И казалось им, что никто в пуще не спит. Вдалеке, возможно, проваливаясь в трясину, жалобно мычал тур; перекликаясь, похрюкивало вспугнутое охотниками семейство кабанов; где-то в чащобе жутко визжал горностай, угодивший в когти рыси. Почувствовав лосятину, вокруг бродили и выли волки; когда они подходили слишком близко, кони ржали, били копытами о землю, а стражники швыряли в непрошеных гостей головешки.