Олег Тихомиров - Иван — холопский воевода

— Помилуй, Петр Федорыч, что говоришь? — выразил изумление Шаховской, но подумал: «А он не так глуп, как кажется». — Как же могло статься такое? — Шаховской сощурился.

— А просто. Жить хотел — вот и весь сказ. Годунов погубить меня собирался, добрые люди в холопах спрятали. Спасли.

«Ha-ко, вывернулся! — с удивлением подумал Шаховской. — И этот не лыком шит».

— Слава богу, — произнес он. — А тебе, Петр Федорыч, надобно Ивана Болотникова назначить своим боярином. И ему почет, и тебе выгодно: мол, знай, сверчок, свой шесток. Указ от имени твоего я заготовил.

— Добро. А где нынче царь наш Димитрий Иоаннович?

— В Литве. Соберет войско — к нам пожалует. А покамест ты за него будешь.

— Я?! — вырвалось у Илейки.

— А то кто же! — улыбнулся Шаховской. — Ты, Петр Федорыч, не робей. Держись меня. Пособим.

Последний лист слетел с деревьев. Тихо стало в лесу, мертвенно. А если ветер набегал, то уже не шумел, а по-разбойничьи посвистывал средь голых веток.

На реке Пахре совсем под боком у Москвы Болотников сшибся с войском князя Скопина-Шуйского [16] Михаил Скопин-Шуйский оказался способным воеводой. Позже он отличился в боях с польскими интервентами, что сделало его весьма популярным. Многие стали считать его достойным занять царский престол. Скопин-Шуйский умер в 1610 году (по преданию, был отравлен на пиру). . Сражение длилось долго, и крови в нем было пролито много. Болотников приказал отойти с поля боя. Некоторые горячие головы роптали:

— Пошто, батька, отступаем? Поднажать еще — и наша возьмет.

— Возьмет, — согласился Болотников. — А с кем к Москве придем? Надобно сберечь людей.

Чтобы пополнить войско, Иван Исаевич повернул на запад — к Можайску, Звенигороду, Волок Ламску. Города эти тут же присоединились к восставшим. Затем через село Вязёмы болотниковцы вновь двинулись на Москву и в начале ноября вступили в Коломенское, что находилось от столицы в тринадцати верстах. Здесь к тому времени уже стоял лагерем Истома Пашков. А его передовые отряды были еще ближе к Москве — в Котлах.

К Коломенскому Истома пришел победителем: разбил он воевод Шуйского под селом Троицким. Девять тысяч пленных взял Пашков. После такого поражения Шуйскому оставалось одно — покрепче затвориться в Москве. Помощь он мог ждать лишь из Смоленска да с севера. Семьдесят городов восстали против него!

Истома Пашков еще до прихода Болотникова послал в Москву грамоту с красной печатью от имени государя Димитрия Иоанновича.

Потребовал сдачи города и выдачи трех братьев Шуйских как изменников. На таком условии обещал боярам сохранить жизнь и не чинить им зла. Захватив столицу, Пашков думал создать правительство, угодное дворянам. Но ответ из Москвы не пришел, а тем временем Болотников тоже вступил в Коломенское, что осложнило переговоры Пашкова с боярами.

Как бы там ни было, встреча двух воевод «царя Димитрия» казалась дружеской.

— Значит, вот ты каков, — говорил Истома, пожимая руку Болотникову. — Собой пригож, в плечах косая сажень.

— Да и в тебе, Истома Иваныч, слыхал я, на семерых силушки хватит.

— Сила — что? — усмехнулся Пашков. — Про дурня как говорят: сила есть, ума не надо.

Воеводы рассмеялись. При разговоре многое поведали они друг другу. Но ни словом не обмолвился Истома о своей грамоте московским боярам. А в грамоте той промеж прочего писал он, что царь Димитрий уже здесь, в Коломенском.

На следующий день устроили воеводы смотр войскам. Объехали все отряды вместе.

— Что ж, — сказал Пашков, — войско у нас великое. Принимаю твоих людей. Ты, Иван Исаич, моей правой рукой станешь. Дело у нас одно — и сражаться будем рука об руку.

— Прав ты, Истома Иваныч, гетман над войском один должон быть. Да только, вишь, людей-то у меня вдвое больше твоих. Море в реку не впадает. А стало быть, давай ты мне свои отряды, я же тебя первым помощником сделаю.

Вспыхнул Истома. Бросил осердясь:

— Отряды те по воле князя Шаховского мне даны. Не тебе их забирать.

— А ты, Истома Иваныч, будто не ведаешь, что сам государь назначил меня большим воеводой. Али ни во что царское слово не ставишь?

Скрипнул зубами Пашков, да пришлось подчиниться. И не имя царево Истому принудило, а рать холопов несчетная.

— Будь по-твоему. Согласен. И коли так, оставляю тебе коломенский лагерь. Свое войско уведу в Котлы. — Он повернулся, зашагал прочь.

Зол был Истома, а Ляпунов и вовсе разбушевался. Надобно порвать, шумел он, с Болотниковым, не для того собрал он рязанских дворян, чтобы холопу служить.

— Постой, Прокопий Петрович, не горячись, — говорил ему Пашков. — Приостынешь, решим, как быть, а покуда уйдем в Котлы своим войском.

Новый лагерь Истома разбил на том месте, где речка Котел впадала в Москву-реку: и до столицы рукой подать, и в случае чего оборону держать удобно — реки преградой станут.

В тот же день вечером привели к Болотникову человека. Себя он не назвал, сказал только, что дело его лишь воеводы касаемо.

— Кто ты и зачем пришел? — спросил Болотников.

— Не выдавай, батюшка, я те все расскажу, — человек упал в ноги.

— Встань. Подойди сюда… Говори.

— Я из холопов Ляпунова, Прокопия Петровича. И брат мой Сенька у него ж… — И замолк.

— Ну?

— Не выдай, Иван Исаич… — Незнакомец опять повалился на пол. — Дело наше холопье господину служить… Смею ли…

— Кому сказал, встань, — рассердился Болотников. «Эк забит. Будто лист осиновый трясется». Он приподнял холопа: — Не пужайся, коли пришел. Говори, я слушаю.

— Возьми нас к себе, Иван Исаич. Шибко крут хозяин-то наш. От батогов да кнута, чай, ни на ком живого места не осталось. Глянь-ка. — Он задрал на спине рубаху.

Помрачнел Болотников: рубцы, рубцы… Вспомнилась турецкая галера, свист кнута.

Вон как обернулось — идет он волю мужикам добывать, а в его же войске господа холопов секут. Да поди поговори с Ляпуновым! «Мои, — скажет, — холопья. Что хочу, то и ворочу». Призадумался Болотников. Холоп кашлянул:

— Стало быть, что? Не откажи, батюшка.

— Да как мне вас взять? Ежели он не отдаст — силой забрать?.. Он же союзник мой, воевода.

— Правдой-неправдой, а забери. Хошь, сбегем к тебе. Войско-то у тебя великое — затеряемся. Христом-богом прошу!

— Добро, — кивнул Болотников.

— А на тебя, Иван Исаич, — холоп перешел на шепот, — держит Ляпунов камень за пазухой. Ждет часа, когда вытащить. Лихо, вишь, помышляет.

— Пошто?..

— Ты о том Сеньку спроси. Ему ведомо: он-то при господине. Мы с ним завтра об эту пору воротимся.

Но ни Сенька, ни брат его на следующий день не появились. Поймали их люди Ляпунова, забили насмерть.