Вольдемар Балязин - Верность и терпение. Исторический роман-хроника о жизни Барклая де Толли

Однако «ошеломительными» они были не для французов.

В это время главные силы Наполеона сосредоточились в районе Рудни. Боясь, что противник может отрезать часть 1-й армии, растянувшейся до Поречья, Барклай решил соединиться со 2-й армией возле Волокова.

2 августа обе армии заняли позицию при Волокове и стали ждать подхода главных сил неприятеля.

Как вдруг на следующий день пришло известие, что Наполеон со всеми силами переправился на левый берег Днепра и, вступив в бой с 27-й дивизией генерала Неверовского, принудил ее отступить к Смоленску.

Впоследствии стало известно, что через Днепр перешло 185 тысяч человек.

В сорока семи верстах от Смоленска французский авангард — корпуса Мюрата и Нея — натолкнулся на не обстрелянную и почти еще необученную, состоящую сплошь из новобранцев 27-ю дивизию Неверовского, занимавшую город Красный. Стремительным и мощным ударом Мюрат выбил дивизию из Красного, захватив при этом девять орудий из четырнадцати, имевшихся у Неверовского.

Однако дивизия, оставив Красный, тут же заняла удобную и выгодную позицию у Смоленской дороги, за глубоким оврагом.

Когда на помощь сорока полкам кавалерии Мюрата подошло семь полков пехоты Нея и Богарнэ, Неверовский, как говорил он потом, подумал, что три корпуса во главе которых стоят два короля и один из лучших маршалов Франции, сделали бы честь любому полководцу мира.

Нанеся серьезные потери неприятелю, дивизия начала свое «львиное» отступление к Смоленску. Новобранцы отбивали одну за другой атаки французов, ощетинившись во все стороны штыками и разя кавалеристов и пехотинцев меткими залпами, с дружными криками: «Умрем, а не сдадимся!»

Отойдя на двадцать верст, дивизия заняла позицию, подготовленную заранее высланным вперед полком Назимова, который успел выстроить укрепления и умело расположить артиллерию.

Французы, увидев позицию, занятую Назимовым, прекратили преследование, и остатки дивизии Неверовского получили короткий отдых.

Имея в своих рядах семь тысяч необстрелянных бойцов-новобранцев, дивизия за один только день отбила сорок атак французской кавалерии и не дала французам с ходу захватить Смоленск.

Ночью Неверовский отошел к Смоленску и, не доходя до города шести верст, встретился с шедшим ему навстречу отрядом И. Ф. Паскевича из 7-го корпуса Раевского.

Современники и очевидцы были восхищены подвигом 27-й дивизии. «День 2 августа принадлежит Неверовскому. Он внес его в историю», — записал очевидец происходившего русский офицер Граббе.

Багратион писал в тот же день Александру: «Примера такой храбрости ни в какой армии показать нельзя».

А адъютант Багратиона — поэт Денис Давыдов восклицал с пафосом и гордостью: «Я помню, какими глазами мы увидели эту дивизию, подходившую к нам в облаках пыли и дыма. Каждый штык ее горел огнем бессмертия!»

Не менее панегиричны были и противники Неверовского: генерал Сегюр утверждал, что Неверовский отступал, как лев. А сам Мюрат, не сумевший победить русских пехотинцев, сказал офицерам своей свиты: «Никогда не видел большего мужества со стороны неприятеля».

А уж король Неаполитанский, и сам один из первых храбрецов Великой армии, знал, что такое мужество.

Утром 3 августа войска 7-го корпуса Раевского, в составе которого шла и 27-я дивизия, вошли в Смоленск, а в шестом часу дня в виду города появились вражеские пикеты. К вечеру авангард французской армии подтянулся к окраинам города и встал на расстоянии пушечного выстрела от крайних домов предместий, обхватив город полукольцом — от Свирской слободы до Раченки.

В 6 часов утра 4 августа начались бои за Смоленск, а к концу дня к городу подошли главные силы Багратиона и Барклая.

Под Смоленском 180-тысячной армии Наполеона (пять тысяч было потеряно на подступах к городу за два дня боев) противостояло 120 тысяч русских.

Наполеон, когда в Смоленске находилась лишь одна дивизия из корпуса Раевского, кажется, мог бы взять город, но не сам Смоленск был его целью — ему было необходимо победоносное генеральное сражение. Поэтому он решил не препятствовать соединению обеих армий, и когда ближе к вечеру увидел спешно идущие к Смоленску пешие и конные русские полки, то с радостью воскликнул: «Наконец-то, теперь они в моих руках!»

На рассвете 5 августа французы начали страшную бомбардировку города, после чего Наполеон во главе 150-тысячной армии подошел к Смоленску. На соединение с ним шел из Могилева еще и Польский корпус Юзефа Понятовского. Барклай понял, что маневр, предпринятый Наполеоном, имеет целью отрезать 1-ю и 2-ю армии от южных губерний России и от находившейся там 3-й армии Тормасова.

Для того чтобы сорвать замысел противника, Барклай приказал 2-й армии в ночь с 4 на 5 августа выйти на Дорогобужскую дорогу, а часть 1-й армии должна была прикрыть этот маневр армии Багратиона, в конечном счете обеспечивая безопасность стратегически важной дороги на Москву.

Барклай решил прикрывать 2-ю армию до тех пор, пока она не достигнет Соловьевой переправы на Днепре, ключевого пункта в его замысле.

Когда Наполеон отдал приказ о штурме Смоленска, Барклай уже успел поставить на позициях артиллерию, расположить войска на наиболее угрожаемых участках, разместив свой командный пункт напротив предместья Раченки.

Ружейная перестрелка началась в восемь утра, а еще через два часа французы пошли в атаку, однако до середины дня ворваться в город не смогли. Тогда Наполеон бросил на штурм Смоленска сразу три корпуса — Нея, Даву и Понятовского.

Старый соперник Михаила Богдановича — Даву был известен ему со времен Эйлау. Тогда же ему пришлось впервые скрестить оружие и с Неем. И Юзефа Понятовского, племянника польского короля Станислава Августа, военная судьба тоже сводила с Барклаем не раз.

На пути этих войск встали полки Дмитрия Сергеевича Дохтурова, Петра Петровича Коновницына, принца Евгения Вюртембергского и Дмитрия Петровича Неверовского.

Адъютант Барклая Левенштерн писал впоследствии в своих «Записках»: «Главнокомандующий объехал все пункты, коим угрожала опасность, и остановился на нашем крайнем левом фланге, на возвышенности возле церкви Гурия, Самсона и Авивы, маскировавшей батарею с двенадцатью орудиями, коей командовал полковник Нилус. Он приказал открыть огонь. Неприятель отвечал на него энергично. Это был настоящий ад.

Генерал Барклай, бесподобный в таких случаях, по-видимому, вовсе не думал об опасности, коей он подвергался, и отдавал приказания с величайшим хладнокровием».

Французы несли огромные потери, но шли вперед безостановочно. Русские тоже обливались кровью. Командир егерской бригады 7-й дивизии генерал Балла был убит. Коновницын ранен в руку, но не отошел даже на перевязку. Дохтуров, державшийся из последних сил, попросил у Барклая подкреплений. Барклай послал ему 4-ю дивизию, сказав: