Вольдемар Балязин - Верность и терпение. Исторический роман-хроника о жизни Барклая де Толли

В июле 1813 года фон Бок вручил Барклаю записку, в которой смело и откровенно высказал следующее:

«Кутузов при Аустерлице, Витгенштейн при Люцене и Бауцене доказали, как важно для главнокомандующего не быть угодливым и слабым под видом умеренности и мудрости.

То же самое следует сказать и о Барклае-де-Толли: в начале кампании 1812 года он именно потому восстановил против себя всех, что действовал несамостоятельно. Не так поступали Гонзалес, Евгений, Суворов».

Не скрывал Бок и других слабых сторон нового главнокомандующего, отдавая вместе с тем должное и его сильным качествам. Он прямо говорил, а чуть позже и писал, что, по его мнению, «Барклай далеко не Наполеон, но его стойкость в битве парализует все другие преимущества его противника… Дисциплина в нашей армии строга, и все отрасли управления в таком порядке, как не бывали никогда. Не было еще ни одной жалобы, с тех пор как мы перешли границу Германии, жители не могут нахвалиться нашими солдатами. Действительно, если бы не песни, то и не заметил бы их иногда. Все это делает Барклаю много чести; порицаю только то, что в Главной квартире его не услышишь никакого другого языка, кроме немецкого… Румянцев и Кутузов также были постоянно окружены лифляндцами и немцами, но при них это обусловливалось их беспристрастием, при Барклае — напротив». Следует заметить, что последнее замечание исходит из уст немца.

Здесь для нас ценны не только оценки Тимотеуса фон Бока, но и отношение к ним Барклая-главнокомандующего: Михаил Богданович поблагодарил офицера своего штаба за откровенность и прямоту. Прямота высказываний впоследствии обратила на Бока внимание и Александра, но царь оказался не чета Барклаю — смелый и честный лифляндец был объявлен сумасшедшим и кончил свои дни в Петропавловской крепости.

Вступив в новую должность главнокомандующего, Барклай несколько дней не мог добиться от офицеров своего штаба данных о точной численности войск. Состав армии, по докладам военачальников и офицеров Главного штаба, колебался от 70 до 100 тысяч человек. Наконец было установлено, что в армии находится 90 тысяч солдат и офицеров. Полки, бригады и дивизии были так перемешаны, что в полках состояли «чужие» батальоны, в бригадах — «чужие» полки, в дивизиях — «чужие» бригады.

Барклай неутомимо наводил порядок, и неизвестно, насколько удалось бы ему это, если бы Наполеон не запросил перемирия.

В день подписания приказа о назначении Барклая главнокомандующим союзными войсками русские и пруссаки заняли позицию у деревни Пульцен.

На правом фланге стал Блюхер со всеми пруссаками, в центре — Ланжерон, вступивший теперь в командование 3-й армией, на левом фланге — Витгенштейн с полками Главной армии, а в резерве были оставлены дивизии гвардии, гренадеров и кирасир под началом Милорадовича.

На следующий день из-под Кракова подошел корпус Остен-Сакена, только что очистивший от войск князя Понятовского герцогство Варшавское и заставивший отойти к австрийским границам армию Шварценберга.

22 мая, еще не зная, чем могут закончиться переговоры о перемирии, которые велись союзными представителями с эмиссарами Наполеона, неподалеку отсюда — в деревне Пойшвице около Рейханбаха — Барклай отдал приказ отойти чуть восточнее на новую, более сильную позицию.

Однако, лишь только союзники переменили позицию и заняли высоты между Стрелеком и Нимшем, оставив на прежней позиции войска Витгенштейна, как пришло сообщение о подписании перемирия. Оно было заключено на шесть недель — до 8 июля, но затем продлено еще на три недели.

29 мая Барклай издал приказ, обращенный к генералам и офицерам союзных армий. В нем он писал: «Обязанностию их будет в продолжение заключенного перемирия употребить все попечение свое к приведению в должную исправность оружия, амуниции и прочего, к сбережению здоровья солдат, к сохранению среди них строгого порядка и дисциплины; к упражнению малоопытных из них в искусстве военном; словом, к доведению каждой части до совершенства и готовности на новые подвиги. Такими только средствами мы можем поставить себя в состояние явиться с новою славою на поле славы… Итак, сохраните прежнюю доверенность и безмолвное повиновение к начальникам вашим, наблюдайте строгий во всем порядок; с ним и с духом вашим мы повсюду восторжествуем. Приготовьтесь к новым победам».

Главный штаб Барклая почти целиком состоял из генералов штаба 3-й армии и был «обновлен» лишь одним генералом Иваном Ивановичем Дибичем, занимавшим до того должность генерал-квартирмейстера у Витгенштейна, а в конце долгой своей службы ставшим фельдмаршалом.

За два месяца перемирия армия была приведена в такой порядок, какого только можно было достичь за сравнительно короткий срок. Прежде всего были укомплектованы все полки, батареи, эскадроны и команды за счет подошедших в Силезию резервов. Всего за два месяца к армии прибыло около 90 тысяч человек и ее численность возросла до 172 тысяч. Кроме того, в Польше формировалась шестидесятитысячная армия Беннигсена, и около 85 тысяч рекрут обучалось в Резервной армии князя Лобанова-Ростовского. И наконец, под Данцигом находился тридцатидвухтысячный осадный корпус генерал-лейтенанта Левиза оф Менара. Таким образом, летом 1813 года численность только русской армии превышала триста тысяч человек.

Войска, подчиненные Барклаю, были переобмундированы, артиллерийские парки пополнены орудиями и боеприпасами, магазины — продовольствием и фуражом.

Большое число лошадей было поставлено ремонтерами в кавалерию, артиллерию и интендантство.

В конце июля Александр I осмотрел все корпуса, расквартированные в Силезии, и остался осмотром весьма доволен.

В 1813 году в русской армии получили дальнейшее развитие и старые, испытанные методы борьбы с противником, сослужившие добрую службу в Отечественной войне 1812 года.

Партизанские отряды полковника Дениса Давыдова, полковника Фридриха Теттерборна, генерал-майора Александра Бенкендорфа, генерал-майора Александра Чернышева, полковника Виктора Пренделя, ротмистра Михаила Орлова успешно действовали почти на всей территории Пруссии и во многих других районах Восточной Германии еще с начала 1813 года.

Летом в партизанском движении появилось и новое явление — немецкие национальные отряды и интернациональный партизанский отряд полковника Александра Фигнера.

Знаменитый партизан 1812 года Фигнер прославился необыкновенной смелостью и дерзостью. После того как Москва была занята французами, он появился в городе в мундире французского офицера и собирал ценнейшие сведения о положении дел в лагере противника и планах его на будущее. Осенью 1812 года Фигнер командовал отрядом солдат и крестьян, а в начале 1813 года — по секретному заданию Кутузова — под видом купца-итальянца проник в осажденный союзниками Данциг и, войдя в доверие к коменданту гарнизона генералу Жану Раппу, получил от него депеши для Наполеона, которые передал русскому командованию.