Александр Быков - Чепель. Славное сердце

Второй удар такой же, если не большей силы, пришёлся прямо в грудь. Вышиб из седла.

Вершко упал плечом и ниц на сырую землю. И нет сил подняться. И потерял себя. И погрузился во тьму…

Вскоре после отбытия Вершислава с большей частью стражи, пан Войцемеж пришёл к Любомиру.

— Что случилось, добрый гость?

— Беда случилась, добрый пан. В твоих пределах — немцы. Не только они на нашей земле, не только у ятвягов, а теперь и к тебе приступают. Зная, что нахожусь у друга под защитой, я отправил стражу в Белую Вежу предупредить.

— А-я-яй! А-я-яй! Что же мы будем делать, князь Любомир? Моё войско не собрано, воеводы у меня слабые, я вообще человек мирный…

— Думаю, пан Войцемеж, что надо тебе защищать свою землю, собирать твоё войско. Если скажешь, я тебе помогу.

— Много ли войск немецких заметили твои люди?

— Много, пан Войцемеж, тысяч пять. В том-то и дело, что по одному можем не справиться. Мы ведь не напрасно мир заключали. А чтобы помогать друг другу в случае беды. Я думаю теперь беда у нас общая. Никто не знает, как закомандует германский магистр. Имея такую силу, может завтра он обступит и тебя?! Немцев же здесь видели ночью, на беловежской дороге!

— А-я-яй! А-я-яй!! Князь-князь! Что же делать… — причитал Войцемеж вроде бы горестно, при этом глаза его блестели то ли слезой, то ли скрытой радостью.

Войцемеж ушёл «собирать войско», заверив Любомира, что может быть спокоен, замок надёжно охраняется. Стража Любомира никого постороннего не замечала.

Вдруг во дворе поднялся шум, застучали мечи, закричала стража: «Измена!!! Немцы здесь!!!» Стражников, находившихся снаружи, атаковали внезапно сначала стрелами, затем хлынули отборные кнехты и рыцари. Трое стражников обступили Любомира. А Любомир двинулся из своего покоя вниз по лестнице в большую залу, чтобы зреть происходящее.

Несколько из стражи Любомира уже лежали мертвы. Перешагивая через них, наступали немецкие рыцари, в двери заходили новые, видно было человек тридцать. Рыцари, уже погубившие часть Любомировой стражи, увидели князя. А Любомир бросился в гущу сражения, как лев. Глаза его полыхнули зарницами, а меч засверкал быстрой молнией.

Лев! Нет не лев… Бож! Бывают такие люди — смотришь, и кажется прекрасен он и внешностью и душою. Когда весел, то заражает всех весельем. Когда печален, то всем не по себе. И, увидев такого человека, далеко не у каждого в сече рука на него подниметься. Когда грозен князь, то будто Божья гроза. А сейчас — смертельным боем бьётся Любомир. И никто, противники его, не хотят умирать. Остановились все. Отступили. Стражники княжьи прикрывают ему бока и спину. Любомир меч направляет на одного, на другого немецкого рыцаря, сверкает очами. Громогласно требует самого смелого или начальника выйти биться. Но никто не смеет. Только что-то у пана левый глаз дёргается… Может к дождю?

Несколько из стражи Любомира уже лежали мертвы. Перешагивая через них, наступали немецкие рыцари, в двери заходили новые, видно было человек тридцать. Рыцари, уже погубившие часть Любомировой стражи, увидели князя. А Любомир бросился в гущу сражения, как лев. Глаза его полыхнули зарницами, а меч засверкал быстрой молнией.

И входит в — залу магистр Олаф со свитою. Тоже видный человек. Тоже грозный. Всем он внушает страх. Ослушаться его для подчинённых немцев подобно смерти. В доспехе, в железных перчатках. Шлем с синим конским хвостом наверху за ним несёт оруженосец.

— Ты магистр, отвечай?! — требует Любомир.

— Я — магистр. А ты — княз? — с небрежностью отвечает Олаф.

— По какому праву ты здесь?!

— Я здес по соизволению мойго короля. А ты здес, видно, по глупости.

— Здесь не владения твоего короля, чтобы ты мог вооружённою рукой править. Ты преступник!

— Мойму королю и мне наплеват на то, что ты знаешь о законе, беловежский княз. Ибо ты ЯЗЫЧНИК! Не признаёшь истинную веру в истинного Бога. Все язычники будут гореть вечно в аду. А я это ускорю.

— Ты посягаешь на чужие земли и грабишь чужие народы! По человеческим законам ты преступник, неважно христианин ты или нет!

— Ты жалок, белый княз: «человеческие законы»… где они? Есть истинная вера!!! Нет более великого закона! Мы — воины истинной веры, не будем слушат трухлявые бредни отсталых о праве дикарей. Мы своими мечами несём вам благо цивилизации.

— Не всё, что делает миланский епископ понравиться даже папе римскому. Твои покровители тоже могут отступить.

По лицу магистра метнулась тень. Но он заскрипел зубами:

— Не рассуждай, о чём не понимаешь, язычник!

Любомир покачал головой:

— Горбатого могила исправит… Ты, «несун цивилизации», научись хотя бы здороваться, идя к другому человеку!

— Сложите мечи! И я продлю ваши никчемные жизни! — Кривился Олаф.

— Ха! — Любомир горько изумился на миг. — Гордыня же не пристала христианину! Поздоровайся, сначала!

Магистр метнул руку в направлении князя, совсем перекривившись:

— Взять его!!!

Олаф мощно развернулся и вышел из залы, где его люди набросились на Беловежского князя. «Всё равно ничего не видно в тесноте». Пану Войцемежу услужливо семенящему рядом и смотревшему ему в лицо, как побитый пёс, магистр, не стараясь сдерживать раздражение, изрёк:

— Где сейчас мессир Максимилиан?

— Вероятно в Гродно, пан Олаф!

«Какие у них мерзкие привычки! Какой я тебе «пан»?! Я тебе магистр, ляховитский ты предатель!» — вслух этого Олаф не произнёс, а только скрежетнул зубами. А пан Войцемеж уже давно пожалел, что ввязался в дело с такими грозными людьми. «Но дело-то ведь того должно стоить! Должны быть прибыли, должно быть повышение в глазах Миланского епископа, а тот очень, очень близок к Папе!.. Или прогадал?».

— Найдите мне, любезный пан Войцемеж, мессира Максимилиана! — сдержанно рыча, смягчил тон Олаф. — Да побыстрее, как только можно… Ибо русский князь, похоже, слишком много знает о нашем деле. А если он предпринял какие-то шаги, например, послал к Патриарху или к Папе — могут быть крупные неприятности. Он, может быть, и молод, и непредусмотрителен, но он не глуп… И это мы с Вами, милейший, в рискованном предприятии, а он вообще-то на своей земле по своему чёртовому родовому праву.

Войцемеж закивал, тряся щеками и весь как-то мелко вздрагивая:

— Непременно, непременно, пан Олаф! Всескоро и без промедления будем искать…

Олаф развернулся к Бергу, следовавшему тут же:

— Господин Берг, отыщите мне смышлёного гонца… троих! Для посылки к Папе!.. Да, прямо в Рим… Ко мне сначала, для научения… Это всё, конечно, займёт непредвиденное время, но беловежец у нас в руках. А нам надо удостовериться, что никакие посторонние силы больше не вмешаются в наше дело…