Михаил Петров - Румянцев-Задунайский

В армии поползли слухи, что смена фаворитов при царственной особе есть начало конца карьеры светлейшего. Генерал-адъютант Попов делал все, чтобы слухи эти не дошли до князя. Но разве заслонишься от ветра ладонью? Князь и сам понимал, чем может обернуться для него смена фаворитов. Зубов находился под покровительством фамилии Салтыковых, а Салтыковы ни о чем другом не мечтали, как о смещении с высших должностей его, Потемкина.

Потемкин мог рассчитывать теперь только на личную привязанность к нему самой императрицы. И, подумав, он обратился к ней с трогательным письмом:

«Матушка, всемилостивейшая государыня! Матушка родная! При обстоятельствах, Вас отягчающих, не оставляйте меня без уведомления. Неужели Вы не знаете меру моей привязанности, которая особая от всех? Каково слышать мне со всех сторон нелепые новости и не знать: верить ли или нет? Забота в такой неизвестности погрузила меня в несказанную слабость…»

За этим письмом последовало второе, потом третье. Императрица отвечала ему аккуратно, стараясь рассеять в нем сомнения относительно его будущего. В своих уверениях она дошла до того, что разрешила приехать ему в Петербург. Пусть едет, пусть убедится, что ее отношение к нему нисколько не изменилось, она по-прежнему предана дружбе с ним и намерена оставаться таковой навсегда.

Потемкин решил воспользоваться приглашением. В феврале 1791 года он временно передал командование армией князю Репнину и выехал в Петербург.

Супруги Брюс собирались на бал, который давал князь Потемкин в великолепном Таврическом дворце, подаренном ему императрицей. В присланном приглашении говорилось, что сей праздник устраивается в честь матушки-императрицы.

— А может, не стоит ехать? — засомневалась вдруг Прасковья Александровна. — Мне трудно простить неблагодарность князя.

— Как можно? — возразил супруг. — У князя собирается весь Петербург, иностранные министры. Говорят, гостей более трех тысяч будет.

— Ну, как знаешь… — не стала настаивать графиня.

В прошлом году она начала свой седьмой десяток и как-то сразу остепенилась, вроде бы пообмякла душой, утратила интерес к новым знакомствам с офицерами. Ни к чему теперь ей эти знакомства. Раньше она старалась ради государыни, присматривала для нее любовников. Теперь этим занималась другая — придворная дама Проскурина. Ей, графине Брюс, государыня больше не доверяла. С тех самых пор, как застала ее в объятиях Корсакова, с которым делила свое царское ложе…

Когда супруги Брюс приехали во дворец, бал еще не начинался. Гости бродили по многочисленным залам, восхищенно разглядывая предметы убранства и украшения. Светлейший князь знал, чем блеснуть. Здесь кругом была такая роскошь, какая многим и не снилась. Зал, предназначенный для танцев, в два ряда окружали мраморные колонны, между которыми стояли ложи, убранные гирляндами. С потолка свисали огромные шары, заменявшие люстры. Их свет отражался в многочисленных зеркалах, вделанных в стены. Тут же стояли печи из лазурного камня, мраморные вазы.

Рядом с танцевальным залом размещался зимний сад. Это было нечто напоминавшее рай. Лавровые, померанцевые и прочие диковинные деревья, благоухавшие приятнейшими запахами. Зеленые холмики. Прозрачные водоемы с серебристыми и золотыми рыбками. Грот, отделанный зеркалами, с мраморной купальней внутри. Яшмовые чаши, лампады, венки и гирлянды из ярких цветов. Лабиринт, окружавший алтарь с жертвенниками благодарности и усердия, с истуканами древних знаменитостей и драгоценными сосудами. Зеленая лужайка, а на лужайке — высокая пирамида со свисающими с нее золотыми цепочками и венцами из уральских самоцветов. В центре сада на возвышении — статуя императрицы Екатерины II, исполненная из паросского мрамора. У подножия статуи надпись из золота: «Матери Отечества и мне премилосердной».

— Какое великолепие! — восхищалась Прасковья Александровна. — Если бы нам вздумалось устроить нечто подобное, нам не хватило бы всех наших средств.

— Князь вряд ли считал деньги, когда делал сие, — отвечал супруг. — Деньги-то не его.

Вдруг в толпе, заполнившей сад, наступило оживление: появился сам хозяин… Светлейший был в алом кафтане и длинной, унизанной бриллиантами, епанче. Драгоценные каменья блистали на всей его одежде, а на шляпе их было столько, что князь, боясь не выдержать тяжести, дозволил нести ее одному из своих адъютантов.

Как только появился князь, в глубине зала раздались удары колокола. Шесть ударов означали шесть часов. Гости замерли в ожидании.

— Ее величество августейшая российская императрица Екатерина! — громоподобно объявил густой бас.

Потемкин вскинул руки к небу:

— Ура!

— Ура-а!.. — подхватили гости.

В амфитеатре торжественно загремели трубы. Праздник начался.

Высочайшую гостью встречал сам Потемкин. Императрица привезла с собой весь двор. С нею были их высочества Павел Петрович, Мария Федоровна, внуки Александр и Константин. Окруженная своими близкими, опираясь на руку Зубова, Екатерина взошла на приготовленное ей место, откуда был виден весь зал. Сопровождавшие ее придворные уселись в ложах между колоннами.

По знаку хозяина трубы смолкли, зазвучала танцевальная музыка. Началось балетное представление, кстати сочиненное самим Потемкиным. Танцевавшие были в белых платьях, усыпанных каменьями. Они заученно выделывали разнообразные фигуры.

— Великолепно, — похвалила Екатерина. — Но я предпочла бы более тихое место.

— Пожалуйте, государыня, в другую залу, — поклонился ей Потемкин.

Он проводил ее в комнату, убранную коврами и гобеленами. В центре комнаты стоял механический позолоченный слон, который, словно живой, ворочал хоботом, а сидевший на нем игрушечный персиянин, одетый в шелковые одежды, забавно гремел колоколом.

Полюбовавшись диковинным слоном, Екатерина затеяла с великой княгиней Марией Федоровной игру в карты. Когда-то на подобных вечерах она, нарядившись в маскарадный костюм, сама участвовала в танцах, выбирая в партнерши юных красавиц. Но сейчас танцы ее не интересовали. Возраст!

Оставив императрицу за карточным столиком, Потемкин вернулся в танцевальный зал. Веселье было в разгаре. Танцы сменялись плясками. В зимнем саду между тем появились качели. Затейники приглашали гостей на забавные игры.

Увидев в толпе супругов Брюс, Потемкин подошел к ним.

— Рад, очень рад вас видеть. Пожалуйста, проходите туда. Сейчас откроется театр.

Не успели Брюс что-либо ответить, как он уже умчался к другой компании. Гости веселились, но сам он был невесел. Какая-то печаль отражалась на его лице. Накануне он говорил всем, что у него болят зубы. Но это ли только было причиной?