Андре Кастело - Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша

Тут он встает, подходит к жене и, взяв ее за подбородок, поднимает ей голову.

— Не у каждого такая добрая жена, как у меня.

Затем он замечает, что Жозефина опять плачет.

— Ты плачешь, Жозефина? Почему? Боишься?

— Нет, но мне не нравится то, что об этом скажут.

— А что прикажешь делать? Во мне нет ни ненависти, ни жажды мести; я долго размышлял, прежде чем арестовать Моро; я мог закрыть на все глаза, дать ему время бежать; но тогда сочли бы, что я побоялся отдать его под суд. У меня есть улики против него, он виновен, а я олицетворяю правительство; все должно произойти очень просто.

— Он почти всю ночь провел на ногах, взвешивая за и против в связи с арестом Моро, — объясняет Жозефина г-же де Ремюза, как только Бонапарт выходит из комнаты.

Строгость мер, принятых Фуше, усугубляется. Кажется, что вернулись времена террора. В конце месяца арестуют Пишегрю, в свой черед, после отчаянной погони по улицам Парижа схвачен Кадудаль. Его незамедлительно допрашивают.

— Зачем вы приехали в Париж?

— Чтобы совершить покушение на первого консула.

— С вами было много людей?

— Нет, потому что я собирался напасть на первого консула, лишь когда в Париж прибудет кто-нибудь из принцев, а они задерживались.

— Значит, план разработан и должен был осуществиться с согласия одного из бывших французских принцев?

— Да, гражданин следователь.

Бувар де Лозье также подтвердил, что заговорщики ждали прибытия одного из принцев, прежде чем перейти к действиям. По словам Леридана, друга Кадудаля, схваченного вместе с последним, этот «принц» уже несколько раз наезжал в Париж, чтобы дать Кадудалю инструкции. Принимали его с большим почтением. Это был человек лет тридцати пяти, худощавый, белокурый, с элегантной внешностью. Речь шла о принце де Полиньяке, но в воскресенье, 18 марта, едучи в карете в Мальмезон вместе с г-жой де Ремюза, Жозефина, выглядевшая «весьма печальной», поведала спутнице, что подозрения Бонапарта падают на совсем другое лицо.

— Я доверю вам важный секрет, — говорит она. — Нынче утром Бонапарт поведал мне, что отправил господина де Коленкура [276] Коленкур, Арман Огюстен Луи, герцог Виченцский, маркиз де (1773–1827) — дипломат, в 1807–1811 посол в России. на границу [277] Жозефина чуть-чуть ошиблась. Коленкуру было поручено только вручить письмо с объяснениями и извинениями министру курфюрста Баденского. Похитил герцога Энгьенского в Эттенхайме генерал Орденер. с приказом схватить там герцога Энгьенского [278] Герцог Энгьенский (правильнее Ангьенский), Луи Антуан Анри де Бурбон-Конде (1772–1804) — последний отпрыск дома Конде. После Люневильского мира 1801 отказался от военной карьеры и жил в Бадене на пенсию от английского правительства. Схваченный 15 марта 1804. был вывезен во Францию, в ночь с 20 на 21 невинно осужден и утром расстрелян в Венсенском замке. Подбил Наполеона на этот ошибочный акт Талейран. . Его вот-вот привезут сюда.

— Ах, Боже мой, сударыня! — вскрикивает г-жа де Ремюза. — И что же с ним сделают?

— Мне кажется, будут судить.

Узнав о событии, г-жа де Ремюза чуть не падает в обморок, — по крайней мере, она будет уверять в этом при Реставрации, — и Жозефина торопливо опускает стекла кареты.

— Я сделала, что могла, — продолжает она, — чтобы добиться от мужа обещания не губить принца, но боюсь, он уже принял решение.

— Как! Вы думаете, герцог умрет?

Жозефина помнит, что была виконтессой де Богарне, она не забыла Пантемон и своих подруг времен старого режима. Казнив герцога Энгьенского, ее муж выроет непреодолимую пропасть между вчерашней и завтрашней Францией. Тем самым Бонапарт, у которого был шанс перестать считаться детищем Революции, станет сообщником членов Конвента. Талейран не ошибся в расчетах и заставил-таки своего повелителя вырыть кровавый ров, который окончательно отделит его от Бурбонов. Прицел был взят верно, и Бонапарт незамедлительно это доказал, бросив цареубийце Камбасересу, который счел, что, прежде чем нарушать границу, следовало, вероятно, запастись кое-какими дополнительными сведениями:

— Вы нынче что-то скупы насчет крови Бурбонов!

Г-жа де Ремюза утверждает, — опять-таки при Реставрации, когда она стала супругой королевского префекта и ей надо было заслужить прощение за былую службу узурпатору, — что горько плакала в карете, которая везла ее в Мальмезон. В «неописуемом волнении» она представила Жозефине «роковые последствия подобного события: пятно королевской крови, которое обрадует только якобинцев; особое сочувствие, вызываемое этим принцем по сравнению с другими; высокое имя Конде, всеобщий ужас, пылкость ожившей ненависти и т. д. Я затронула все стороны вопроса, тогда как г-жа Бонапарт принимала в расчет только некоторые из них. Больше всего ее перепугала мысль о возможном убийстве ее мужа. Мне удалось по-настоящему нагнать на нее страху, и она обещала пустить в ход все средства, чтобы остановить роковую развязку».

Если отбросить в сторону рыдания и обморок, рассказ г-жи де Ремюза верен, и, как мы увидим, Жозефина сделает все возможное, чтобы помешать мужу совершить то, что для нее было злодеянием, «достойным Робеспьера», а для Фуше больше чем преступлением — политической ошибкой!

В шесть вечера Жозефина и г-жа де Ремюза встречаются с Бонапартом в гостиной. Они находят, что он спокоен и ясен духом. Прошлой ночью Энгьена повезли из Страсбурга в Париж, но первый консул, похоже, вовсе об этом не думает: он мирно играет в шахматы.

В первом часу утра ему доставляют бумаги, взятые у герцога Энгьенского в Эттенхайме: их привез в столицу нарочный. Документы доказывают, что герцог возглавляет подлинную антиреспубликанскую сеть, ответвления которой распространились вплоть до Эльзаса. Копия одного из писем свидетельствует, что герцог подумывал о возможной смерти Бонапарта. «Для меня чрезвычайно важно находиться поблизости от границы, — писал он деду [279] Принцу Луи Жозефу де Конде (1736–1818), создавшему в эмиграции армию из бывших дворян, которая была распущена в 1801. , — потому что при сегодняшних обстоятельствах смерть одного человека может привести ко всеобщей перемене». Нет сомнения, что д'Энгьен имел в виду смерть диктатора на поле боя, но Бонапарту угодно видеть в этих словах лишь намек на успех замыслов Кадудаля. Черновик длинного письма, адресованного принцем сэру Чарлзу Стюарту [280] Стюарт, сэр Чарлз (1753–1801) — английский генерал, отнявший в 1800 у французов остров Мальту. , обвиняет последнего из Конде: герцог Энгьенский просит «его всемилостивое величество короля Британии обратить свой взор на него и найти ему любое применение в любом чине в борьбе против его непримиримых врагов… соблаговолив вверить ему командование какими-нибудь вспомогательными войсками, в которые он мог бы принять на службу своих соотечественников из числа бывших офицеров, а также дезертиров из республиканской армии. Число последних сейчас, в годину смут в Республике, может оказаться весьма значительным. Прожив два года рядом с французской границей, герцог Энгьенский сумел лично убедиться в этом».