Исай Калашников - Последнее отступление

— Ну, здравствуй… — сказала Нина.

— Здорово… — сухота опалила рот Артема, он облизал губы языком.

— Ты ранен? — ее взгляд опустился на его руки, на ноги.

— Нет, я не ранен, — торопливо сказал он и еще торопливее пояснил: — Товарища привез… А сейчас поеду.

— Куда?

— Туда… — он неопределенно махнул рукой.

— Я провожу тебя?

— Зачем?

— Вот только халат сниму. Подожди. — Она как будто не услышала его «зачем», но ее лицо как-то сразу потускнело.

Он подождал ее на насыпи. Молча дошли до телеги. Артем отвязал лошадь от забора. Нина стояла рядом, часто дышала, теребила концы белого платочка. В темноте шеборчали, окатывая камни, байкальские волны, изредка глухо били орудия, возле путей не умолкал говор и смех. Артем не рад был этой неожиданной и совсем не нужной встрече.

— Я тебя обидела, да? — тихо спросила она.

Лошадь ткнулась мордой в плечо Артема, дыхнула теплом на открытую шею, и он, рванув повод, крикнул:

— Куда лезешь, вислогубая!

И тут же одернул себя: ну зачем он злится, какая польза от его злости?

— Не обидела ты меня, Нина. Я понимаю… Что кому: одному — блины и масло, другому — кол от прясла. Какая обида? Что досталось, то и получай.

— Артем, я ничего не понимаю и сейчас. Ты, помнишь, говорил…

— Я говорил и ты говорила… Нет, ты, что напрасно, ничего не говорила. А я даже и про женитьбу раз брякнул. Не подумавши, конечно. Куда мне, деревенщине недотепистой, припаряться к образованным!

— И ты в самом деле так думаешь?

Артем сел на телегу, подобрал вожжи.

— Не надо нам, Нина, трясти все это. Не такое время сейчас, чтобы… Слышишь, пушки ухают? А мы про свои обиды толкуем. Нет у меня на тебя обиды. — Он вздохнул, взял ее за руку, за тонкие холодные пальцы, чуть сжал. — Так вот, Нина… Ты — Наталья, я — Пахом, и нету долгу ни на ком.

— Что ж, до свидания…

— До свидания.

Она пошла к вагону, опустив голову, не оглядываясь, споткнулась, зашагала быстрее, и каждый ее шаг отдавался в душе Артема саднящей болью. Все слова, сказанные им сейчас, были пустыми, как выщелканные белкой орехи, они ничего не значили по сравнению с тем, что через минуту-две она поднимется в вагон, хлопнет дверью…

— Нина! — закричал он. — Нина!

Она не остановилась, не оглянулась, и он сорвался с телеги, настиг ее у водокачки.

— Нина!

— Ну что еще?

Он обнял ее, поцеловал в губы. Нина прижалась лицом к его плечу. Осторожно, бережно, он отвел плечо, прижал свои ладони к ее щекам, заглянул в глаза. В них поблескивали слезы и отражались крохотные звезды.

Сдержанно шумел Байкал, шелестели листья тополя в привокзальном скверике…

Вернулся Артем к причалу поздно. Распряг лошадь, поднялся на ледокол.

— Долго ходишь! — укоризненно сказал Яшка, встретив его. Он рассказал, что красногвардейцев уже распределили. Они с Артемом будут находиться в носовой части корабля у пулемета. Яшка радовался назначению. Он провел Артема к треногому пулемету и, поглаживая рукой длинный ствол, приговаривал:

— Хорошо, Артемка!

— Хорошо-то хорошо, а как стрелять из него будем? Я эту машину первый раз вижу, — Артем присел на корточки возле пулемета.

— Я мало-мало стреляю. Ты будешь патроны подавать.

Возле пулемета за мешками с песком у запасливого Яшки стоял котелок с супом, уже остывшим, в ранце нашелся хлеб и соленый омуль. Поужинали, тут же, за мешками, легли спать и не слышали, как «Ангара» отвалила от причала, без гудка, не зажигая огней пошла в открытое море.

Артему снилось, что он с Ниной едет на телеге по торной полевой дороге, среди хлебов, густых и высоких; дует холодный ветер, и хлеба гудят, как молодой лес, глаза у Нины почему-то темные, как глубокая река, в них дрожат слезы, лицо веселое, она тормошит его за плечо, говорит Яшкиным голосом:

— Вставать надо… Вставать!

Артем спросонок не сразу сообразил, где он и что с ним. Над водой висел густой туман, все укрывая белым сумраком, невозможно было даже понять, наступило утро или все еще тянется ночь.

Красногвардейцы построились на палубе. Командиры прошли вдоль строя, всматриваясь в лица бойцов, потом человек в черном пиджаке, перепоясанном солдатским ремнем, сдвинул на затылок шапку, напрягая голос, чтобы пересилить шум машин «Ангары», сказал:

— Мы идем в тыл белым. Попробуем высадить десантный отряд. Командую десантным отрядом я. Прошу приготовиться к высадке.

Но шли еще не меньше часа. Туман начал редеть, впереди замаячили неясные очертания берега, и ледокол замедлил ход, шума машин почти не стало слышно.

— Шлюпки на воду! — прозвучала команда.

По палубе затопали ноги, заскрипели лебедки, и шлюпки, раскачиваясь на свежем ветру, одна за другой стали падать на неспокойную воду. Опасливо косясь на волны, красногвардейцы посыпались в шлюпки, подгоняемые резкими окриками командира отряда. Артем и Яшка сели на корме, возле рулевого. Пока шлюпка стояла у подветренного борта ледокола, качка ощущалась мало, но, едва вышла на открытое место, волны обрушились на нее с такой неистовой силой, что у Артема перехватило дыхание. Он вцепился в плечо Яшки. Тот лукаво прищурился и понимающе улыбнулся. Артем устыдился своей слабости, убрал руку. Шлюпка то взмывала на гребень волны, то вдруг проваливалась в яму, выше бортов спереди и сзади вставали бугры черной воды. Сердце у Артема падало… Сейчас волны схлестнутся, накроют!.. Но проходила секунда, и шлюпка снова взлетала на волну.

Берег приближался. Уже можно было различить на нем деревья. Вдруг: «тра-та-та» — затрещал пулемет, над головой завизжали пули, и все невольно пригнули головы.

Яшка на четвереньках пробрался в нос шлюпки и стал что-то говорить Андрашу Ронаи, показывая рукой на пулемет «льюис». В это время сидевший рядом с Артемом красногвардеец молча ткнулся вперед, дернулся всем телом и замер. Кто-то охнул и, сдерживая ярость, крикнул:

— О, черт! Гады…

Шлюпка достигла берега вместе с большой волной, тяжело осела на песок, и красногвардейцы с криком бросились вперед. Они бежали, падали, поднимались и опять бежали. Где-то сбоку татакал «льюис». Артем стрелял, не понимая куда и зачем. Поднялись на небольшую возвышенность. Туман здесь был реже. Впереди маячили дома рыбацкого села, штабеля леса, сушила для сетей… Там беспорядочно метались серые фигурки, бежали, их настигал верховой и бил плетью.

Красногвардейцы хлынули с возвышенности. Радостное «ура» прокатилось над сопками. Белые открыли огонь из-за штабелей. Красногвардейцы залегли. Однако сопротивление противника было слабым. Через полчаса на улице села валялись брошенные при бегстве винтовки, подсумки, лежали убитые. Не успевшие удрать белогвардейцы выходили из дворов, боязливо озираясь, поднимали руки. Десантники выступили вслед отступающему противнику, оставив на ледоколе и в занятом селе лишь небольшой отряд.