Юрий Слезкин - Брусилов

Преображенский полк, ранение, похвистневский отряд, похвистневские речи, разгром, окружение, смерть генерала, ставка, Коновницын, охота за Распутиным, снова фронт, Брусилов…

Конец рассказа пришел так же внезапно, каш и начало.

— И все-таки я решил вернуться в полк… теперь, когда преображенцы на Юго-Западном… Ты понимаешь, папа?..

Это был вывод из чего-то такого, что не было сказано. Но отец понял. Он не шевельнулся, только протянул руку и горячей ладонью прикрыл кисть руки сына, лежащую на столе.

— Да, — произнес Никанор Иванович охрипшим голосом, — я понимаю… Но если останешься жив, — опять к Брусилову, мой совет. И вот что я тебе скажу, Игорь…

Он крепко сцепил пальцы опущенных на колени рук, лицо стало очень строгим и по-стариковски выразительным.

— Я все выслушал. Внимательно. Каждый твой шаг во мне… в моей душе. И скажу тебе прямо: самая большая твоя беда — одинок ты. Да. Ты вот о Похвистневе. Он был умница, не спорю. И все его речи, я понимаю, могли увлечь… Ты спорил с ним… но не в главном. Правда, правда… это хорошо. Тут нет спора. Ошибка его и твоя в том, что вы как-то отдельно… отдельно от всех хотите держать ответ. А это, Игорь, вздор! Вздор! — повторил старик твердо и властно.

Игорь никогда не слышал у отца такого голоса. Он не кричал, как обычно, а голос раздавался отчетливо, весомо.

— Вздор! Мы отвечаем все. Все, кто бы ни был. Больше, меньше — не важно.

Голос упал, рука опять потянулась к руке Игоря.

— Только тогда ты станешь на свое место. Пусть маленькое — не важно. Не в этом честь… не в этом…

Он смолк, сгорбился, лицо стало маленьким, сморщенным, в глазах разлилась такая скорбь, что у Игоря захватило дыхание.

Отец встал, пошатнулся.

— Разгром легко не дается, — проговорил он точно самому себе. — Они думают — самолюбие, обида. Я тоже так думал раньше… Какое там, к черту, самолюбие? Когда разгром… когда русская армия… Кто бы ни был виноват, кто бы ни был! Я, ты, Иванов, Сидоров…

Теперь он говорил с набухшими венами на висках, бледный, дрожащий:

— Армия русская разгромлена… а мы… самолюбие!

На десятый день после отъезда из Могилева, шестого декабря, Игорь в составе Преображенского полка, входящего в гвардейский отряд Безобразова, ждал приезда царя, традиционно встречавшего свои именины с гвардией. Но четвертого декабря, не доехав до Жмеринки, Николай неожиданно решил вернуться в ставку. Заболел наследник, простудившийся на георгиевском параде. Пробыв на вокзале около трех часов, царь не выходил из вагона. Алексеев и Пустовойтенко [30] Пустовойтенко Михаил Саввич (1865 – ?) — генерал-лейтенант. В Первую мировую войну был генерал-квартирмейстером Ставки верховного главнокомандующего (1915–1917), затем командующим 46-м армейским корпусом. ездили к нему с докладами. Докладывать и говорить надо было о многом и очень серьезном, но внимание царя было отвлечено высокой температурой сына, и выслушивал он своего начальника штаба неохотно и вяло.

Именины не задались, надо было возвращаться домой, в Царское…

— Вы уж как-нибудь сами, Михаил Васильевич, без меня… ведь не так уж и к спеху… Я вернусь, если все обойдется благополучно, не позже тринадцатого… с тем чтобы успеть повидаться с гвардейцами до наступления… У нас, кажется, начнется четырнадцатого?

Алексеев со стесненным сердцем отправился в свое управление. Нынче снова день оказался тяжелым и загруженным сверх меры.

Утром пришла паническая телеграмма от сербского королевича Александра из Скутари. Он умоляет царя помочь голодающей сербской армии. Войска надо перевезти в безопасное место. Союзники предполагают их отправить в Валону. Но сухим путем, по козьим тропам, из Скатури в Валону им не дойти. У них нет ни продовольствия, ни вооружения. Снабдив всем необходимым, их можно перевезти туда только морем, но морского транспорта у них нет. Одна надежда на русское верховное командование…

От Жилинского [31] Жилинский Яков Григорьевич (1853–1918) — русский генерал От инфантерии. В 1911–1914 гг. — начальник Генерального штаба. В начале Первой мировой войны командовал войсками Северо-Западного фронта, был виновником поражения в Восточно-Прусской операции. В 1915–1916 гг. представлял русское Верховное командование в Высшем союзном совете в Париже. получено пространное письмо. Генерал сообщал начальнику штаба верховного о крайнем раздражении, какое выказывает Жоффр [32] Жоффр Жозеф-Жак (1852–1931) — маршал Франции. В 1911–1914 гг. — начальник Генштаба. В Первую мировую войну был главнокомандующим французской армией (1914–1916), одержал победу в Марнском сражении. . Маршал настаивает на активном наступлении русских войск. Он считает, что Франция несет на себе всю тяготу войны, тогда как Россия, Англия и Италия отсиживаются. Он полагает, что русские войска должны незамедлительно оказать активную помощь Румынии, чтобы склонить ее на сторону Антанты…

«Русское командование, — сказал Жилинскому Жоффр, — может свободно выделить 200–250 тысяч солдат из своих неистощимых людских резервов и кинуть их в Добруджу против Болгарии…»

Третье неприятное сообщение пришло из штаба Северного фронта. Начальник штаба, генерал Бонч-Бруевич [33] Бонч-Бруевич Михаил Дмитриевич (1870–1956) — начальник штаба и главком Северного фронта в Первую мировую войну. После Октябрьской революции военачальник, председатель Высшего военного совета, генерал-лейтенант (1949). , телеграфировал, что 2 декабря в штаб 6-й армии явилась для допроса прибывшая из Австрии фрейлина государыни императрицы — Марья Александровна Васильчикова. По ее словам, она владеет около Вены у станции Клейн-Вартенштейн имением Глогниц, где и была задержана с начала войны. Получив из России известие о смерти матери, Васильчикова добилась, при содействии великого герцога Гессенского, брата нашей царицы, и за его поручительством, разрешения приехать в Россию сроком на три недели. В случае, если она не вернется к сроку, ее имение будет конфисковано. «Ее превосходительство, — писал Бонч-Бруевич, — предполагает выехать обратно через 15–20 дней. Прошу указаний, надлежит ли допустить Васильчиковой выехать за границу и, в утвердительном случае, можно ли ее подвергнуть при выезде самому тщательному опросу и досмотру?»

Эта телеграмма взволновала Алексеева более всего остального. Он не знал, как доложить о ней царю и стоит ли вообще докладывать.

Но в вагоне царь на прочитанное ему послание королевича Александра рассеянно заметил:

— Ну что же… конечно. Его нужно обласкать. Вы уж составьте полюбезнее, Михаил Васильевич… Сообщите ему, что по моему повелению Сазонов [34] Сазонов Сергей Дмитриевич (1860–1927) — министр иностранных дел (1910–1916), способствовал развязыванию Первой мировой войны. В 1918–1920 гг. — член белогвардейского правительства А. И. Деникина и А. В. Колчака. неоднократно напоминал союзникам о необходимости скорейшей помощи. Заверьте его высочество, что я, со своей стороны, по окончании войны приму меры… Сделаю все возможное для возрождения его несчастной страны… Дальше?.. Только, пожалуйста, покороче, Михаил Васильевич…