Юрий Слезкин - Брусилов

А сам сиял от радостного возбуждения. Прекрасное начало. Тьфу, тьфу, не сглазить. Так бы и дальше!

В Бердичеве, на новом месте, в помещении штаба фронта и в личном своем кабинете с огромным камином, около которого не так давно грелся Иванов, Алексей Алексеевич чувствовал себя на первых порах непривычно. Все было здесь как-то не по нем. И особенно — тот строй штабной жизни, какой был заведен Николаем Иудовичем. Чины штаба, за исключением Клембовского, очень энергичного генерала, и Дидерикса, генерал-квартирмейстера, суховатого и исполнительного, а главное, очень сведущего в своем деле человека, показались Брусилову зараженными неприятнейшим духом высокомерия с подчиненными и какой-то приторной елейности в обращении с командующим. Особенно раздражал старший адъютант, уже в чине подполковника, полноватый, но дряблый, всегда бегущий на цыпочках, маленькой женской походкой, человек с постным лицом, услужливыми ужимочками и картавым пришепетыванием. Во всех комнатах — а их было много в помещении штаба — он прежде всего отыскивал в углу икону и истово на нее крестился.

Подойдя к письменному столу и увидя на груде уже ожидающих его бумаг и писем конверт со знакомым почерком брата Бориса, Брусилов вскрыл письмо и не садясь, в тайной надежде, что адъютант догадается оставить его одного, стал читать. Письмо показалось странным. Брата он любил, всегда охотно поддерживал его денежно и советами, между ними установились дружеские сердечные отношения с давних лет, а тут ни с того ни с сего Борис пишет в обиженном тоне, сетует на какую-то холодность. «Ты, казалось бы, мог ответить сердечнее на наши горячие поздравления с назначением тебя главнокомандующим, — недоумевая, читал Алексей Алексеевич, спиной чувствуя присутствие адъютанта и оттого все больше волнуясь, — а ты ограничился официальной отпиской: «Сердечно признателен за поздравления и пожелания. Брусилов». Я прямо руками развел. Все «глебовцы» чрезвычайно огорчены этим».

Письмо было длинное, очевидно все в том же роде, Брусилов не стал его дочитывать. Он уже догадался, в чем дело, и с досадою оглянулся. Подполковник, поймав его движение, услужливо пододвинул ему стул. Тут главнокомандующий не выдержал.

— Сам! Сам умею! — крикнул он гневно и презрительно. — Еще руки действуют, молодой человек! Не трудитесь! И прошу оставить меня в покое!

Подполковник на цыпочках выбежал вон. Брусилов сел в кресло, гневно пододвинул его к столу и, кляня себя за свою вспышку, но ничуть не жалея адъютанта, тут же стал писать ответ брату.

В недоразумении повинен был вовсе не подполковник, а Саенко. Среди вороха поздравительных телеграмм, полученных еще в Ровно, находилась и братнина телеграмма. Подписана она была — «Глебово». Только сейчас, прочтя письмо, Алексей Алексеевич понял, что брат, очевидно, хотел этой подписью выразить поздравление от всех живущих в Глебове — подмосковном его имении.

«Чудак! Надо же было так подписаться».

Тогда за спешкой, за делами Алексей Алексеевич не имел времени читать всех телеграмм, он только надписал «ответить» и передал весь ворох приветствий Саенко. Тот и махнул стандартный ответ, адресовав его в город Воскресенск Глебовым!

«А все-таки дошла телеграмма!» — уже посмеиваясь, подумал Алексей Алексеевич и, закончив письмо, совсем успокоился и вызвал к себе адъютанта. Он не собирался исправлять свою невольную грубость. Но, привыкнув тщательно проверять свое первое впечатление, хотя редко это впечатление его обманывало, и не терпя ни в чем предубеждения, Брусилов, не откладывая, решил проверить пригодность подполковника к службе.

«Все должно быть сразу на своем месте, чтобы потом, в серьезную минуту, не путалось под ногами и не мешало», — подумал он, глядя на вновь появившегося старшего адъютанта.

На лице подполковника не заметно было ни тени обиды. Он улыбался готовно, стоя навытяжку, но как-то по-бабьи распущенно.

— Вот, — сказал Брусилов и указал на отложенную им в сторону бумагу, — прочтите и дайте свое заключение.

В бумаге шла речь о вспашке и засеве под яровые огромной площади прифронтовой полосы. Вопрос этот мог быть решен только в соответствии с видами командования, с предполагаемыми военными операциями, а также и с наличием трудовых резервов и рабочих рук. Местное население не могло справиться с задачей. В большинстве прифронтовая полоса была обезлюжена, крупным земельным поместьям грозила опасность остаться необработанными. Помещики забили тревогу. Интендантское ведомство беспокоилось о фураже. Доставка фуража для конского состава из дальних местностей загрузила бы и так пришедший в негодность и перегруженный транспорт. Земский союз в свой черед настаивал на необходимости произвести зерновую заготовку на местах, в противном случае не ручался за своевременное и достаточное снабжение войск хлебом. Запасов хватит только до начала июня. Иными словами, в самый разгар боев солдат останется без хлеба! Вопрос был сложный. Решить его, пребывая в штабе, не выехав на места, не поговорив с местными крестьянами, с уездными властями, помещиками, губернскими деятелями, нельзя было и помыслить. Каждому мало-мальски грамотному человеку это было ясно. Брусилов ждал именно такого ответа. Подполковник читал, перечитывал бумагу, мялся, наконец заговорил с улыбочкой:

— Я смею полагать, ваше высокопревосходительство, что следовало бы списаться… и в категорической форме… предложить… с учетом потребности…

Он еще что-то мямлил, заглядывал в бумагу, но Брусилов его уже больше не слушал. Он занялся другими делами и письмами. Он казался холодно-спокоен. Подполковник наконец замолк.

— Все? — спросил главнокомандующий.

— Собственно, по такому сложному вопросу, ваше высокопревосходительство, надо бы составить более подробное… сказанного мною слишком мало для того…

— Много! Напротив того, слишком много! — оборвал его, на этот раз не повышая голоса, Брусилов. — Много слов сказано! Надо бы покороче: «Ничего не понимаю, ваше высокопревосходительство, и понимать не хочу», — так вот честнее!

Он помолчал и внезапно, пронзительно глядя в замигавшие глаза подполковника, отчеканил:

— Ежели вы полагаете, молодой человек (и тут же подумал: «Какой он, к черту, молодой?»), если вы полагаете преуспеть на адъютантской работе без должных знаний и воли к труду, то вы легко можете оказаться на положении вестового. Для того чтобы доложить мне, что машина готова, или очинить мне карандаш, или подставить мне стул, — у меня имеется прекрасный вахмистр Лычкин! Ему не требовалось кончать военное училище для этого, Вы свободны! Распорядитесь, чтобы вам приготовили документы, и отправляйтесь в полк.