Богдан Сушинский - Киммерийский закат

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — прервал ее монолог Виктор. — Кто автор записок?

— Можете считать, что я.

— Неправда.

— Почему неправда? Вы что, видели мой почерк? Проводили графологическую экспертизу?

— Чутье подсказывает.

— Ах, ну да, конечно, чутье разведчика! Как же я недо­оценивала вас, сэр, — уже откровенно издевалась Лилиан.

— И все же записки составляла другая женщина. Мне хочется видеть ее.

— Хотите выразить восхищение ее почерком? Восхититься им, как восхищаются почерками японских каллиграфов?

Курбанов замялся, не зная, что ответить. Конечно же важно было выяснить, не маячит ли за Латышским Стрелком та брюнетка с «раскосой, — как поется в одной песенке, — улыбкой». Однако кое-что удерживало его от прямого вопроса. Прежде всего — нежелание показывать, что он раскрыл слежку. И потом, Виктор был уверен, что правды Лилиан все равно не скажет. Зато запросто может приревновать.

— То есть ответить вы не готовы. Но вы хоть понимаете, что, явившись сюда, даете понять, что наши отношения не сложились?

— Не сложились наши с вами отношения?! — наигранно изумился Курбанов. — Да кто в это поверит?! Вы, с вашей нежностью и незакомплексованностью!..

— …А это обстоятельство способно навредить не только мне, но и вам, — сочла Лилиан его монолог совершенно дурацким. — Причем неизвестно, кому больше.

— Честно говоря, я не думал, что это способно навредить кому-либо.

— Что же касается той, которая — как вам грезится — стоит за мной… Не мучайтесь, майор. Увидев эту даму, вы ужасно разочаруетесь. Более чем почтенная дама из известного вам управления, которой лично на вас в принципе глубоко наплевать и которую вы интересуете лишь как сотрудник, агент для особых поручений или что-то в этом роде.

— Вот такой вот умилительный портрет с натуры? — с недоверием взглянул он на Лилиан, однако латышку это не смутило.

— Я представлю ее, как только она позволит, и тогда вы убедитесь, что я более чем права. Это я вам говорю уже как женщина. Так что придется с этим смириться. Как и с тем, что работать с вами пока что приказано мне, — голос ее стал жестким и повелительным. — Или, может быть, вы решительно против? В таком случае я откажусь от столь неудачного поручения, и к вам приставят вон ту толстушку, — указала на бедрастую крашеную блондинку, кстати, вовсе не толстушку, а нормальную русскую бабу «при грудях и при ноге», лет эдак под сорок. — Не думаю, что жизнь ваша затворническая станет от этого светлее и разнообразнее.

«А ведь опасается, как бы я и в самом деле не дал ей отвод, — убедился Курбанов. — Судя по всему, она находится не в самых лучших отношениях с начальством. Определенное недоверие к ней возникает уже хотя бы в силу ее прибалтийского происхождения, тем более что историческая родина Лилиан уже давно стала “забугорьем”. Так что мой конфликт с этой женщиной, мое нежелание работать с ней, могут быть кем-то истолкованы, как недоверие, и использованы против нее. Латышский Стрелок предвидит такое развитие событий, и теперь пытается упредить его».

— Мне понятна ваша нервозность, Курбанов: хочется знать, почему вы оказались на «вилле». Почему на «вилле» оказались именно вы. И что за этим скрывается.

— Когда вас знакомили со мной как подопечным, то должны были предупредить, что я редко поддаюсь нервозности.

Только теперь Лилиан несмело присела по ту сторону стола и придирчиво проследила, как бедрастая блондинка сервирует его.

— Там действительно было сказано, что вы отличались особым хладнокровием. Уверена, что в прошлом так оно и было.

— В прошлом? А что изменилось? Слишком постарел, что ли?

— Да, майор, не обольщайтесь, и постарели — тоже. Но дело не только в этом. Тут вступает в силу чисто человеческий фактор.

— Раньше он проявляться не мог?

— Ситуация была иной. Впредь вам придется действовать не столько за рубежом, сколько в собственной стране. Где вы тоже все явственнее будете чувствовать себя чужаком. Это я так, в порядке предположения.

Виктор заметил, что теперь и она тоже волнуется (срабатывает человеческий фактор?), а потому акцент ее становится заметнее. И тут же поймал себя на том, что акцент этот ему все больше нравится. Как, впрочем, и сама женщина. Если бы в первый же день их знакомства она попыталась поговорить с ним таким вот, человеческим, языком, возможно, их отношения сложились бы иначе.

— Какое уж тут предположение? Именно так, как чужаку, мне, судя по развитию политической ситуации, и суждено действовать.

Лилиан вновь промолчала, дожидаясь, пока блондинка поставит на стол его завтрак, и только потом поднялась.

— А мне почему-то кажется, что, как бы она, эта «политическая ситуация», ни развивалась, лично вам жаловаться на судьбу не придется, — молвила она вполголоса.

— Вы так считаете? — тоже перешел на полутона Курбанов.

— Уверена, майор. Если, конечно, наберетесь терпения, и уже сейчас, на начальном этапе, не наделаете глупостей.

Курбанов прекрасно понял, что она имеет в виду, как понял и то, что ему сделали первое серьезное предупреждение.

— Постараюсь, мисс…

— Валмиерис, — механически подсказала женщина.

— Мисс Валмиерис.

— Да уж, постарайтесь, сэр, — перешла Лилиан на английский. — Это в наших с вами общих интересах.

— «Наших с вами»?

— Уточнять каждое молвленное собеседником слово — не лучший способ ведения диалога.

— Зато испытанный метод получения дополнительной информации. Я ведь не ослышался, вы сказали: «В наших с вами интересах»?

— Не ослышались, — …и, перехватив взгляд майора, Лилиан выразительно повела глазами по стенкам кабинки, предупреждая: «здесь все прослушивается».

В ответ Курбанов столь же выразительно кивнул. Преду­преждение о подслушивании еще более укрепляло их союз.

— Могу сказать только одно: вам, лично вам, достался не самый худший жребий. У вас будет особое задание, совершенно не похожее на все предыдущие. Возможно, вам даже следует позавидовать. И, не сомневайтесь, завидовать будут, да еще как! — белозубо улыбнулась Лилиан, кажется, впервые с тех пор, как они познакомились. — Но мой вам самый ценный совет: впредь здесь не появляйтесь. Ваше сегодняшнее появление — одна из непростительных глупостей.

— Но ведь вы же сами предложили мне выбор.

— Выбор предлагают чаще всего тогда, когда у вас уже не остается никакого выбора, майор. Неужели вы так до сих пор и не усвоили эту примитивнейшую из истин?

Когда они вышли из столовой, Лилиан, как бы между прочим, сообщила, что на рассвете весь состав охраны пансионата сменили на бойцов спецназа, каких-то чернобереточников, причем саму охрану увеличили до пятидесяти человек.