Бен Кейн - Ганнибал. Враг Рима

— Я знаю, что так не может продолжаться вечно, — мрачно сказала Аврелия. — Не сомневаюсь, что они очень скоро захотят выдать меня замуж.

Квинт с трудом скрыл изумление. Даже если Аврелия и не слышала того разговора, неудивительно, что она догадывается о том, что произойдет. Может, он сможет чем-то помочь ей, а не делать вид, что этого никогда не случится?

— О женитьбах по договоренности говорят многие, — осторожно начал он. Это было чистой правдой: большинство родителей из благородных семей договаривались между собой, женя своих детей так, чтобы это было выгодно обеим сторонам. Так уж повелось в их стране. — Но люди в таких семьях вполне могут жить счастливо.

Аврелия презрительно поглядела на брата:

— Думаешь, я поверю в это? В конце концов, ведь наши родители женились по любви, так? Почему я не могу поступить так же?

— У них была особая ситуация. С тобой такое вряд ли случится, — возразил Квинт. — Кроме того, отец близко к сердцу принимает наши желания, наравне с благом для всей семьи.

— Но стану ли я счастлива?

— Если будет на то воля богов — да. Со мной тоже может случиться что угодно, — добавил он, пытаясь развеселить сестру. — Я могу окончить свои дни в компании старой ведьмы, которая испортит мне всю жизнь!

Но Квинт был рад тому, что он мужчина. Конечно, когда-нибудь ему придется жениться, но с этим, по крайней мере, можно не спешить. А пока что его подростковую страсть вполне удовлетворяла Элира, красавица-рабыня родом из Иллирии. Она работала по дому и спала на полу в атриуме, поэтому прокрасться к нему в комнату ночью для нее не составляло особого труда. Квинт спал с ней уже пару месяцев, с того момента как осознал смысл страстных взглядов, которые она на него бросала. Насколько он знал, пока что никто не догадывался об их отношениях.

Аврелия улыбнулась.

— Ты слишком красивый, чтобы с тобой такое случилось.

Квинт рассмеялся, чтобы скрыть смущение.

— Пора завтракать, — заявил он, стараясь отвлечь сестру от неприятной темы замужества.

К его облегчению, Аврелия кивнула:

— Да, тебе надо хорошо поесть, чтобы хватило сил на охоту.

У Квинта подвело живот, и аппетит сразу куда-то исчез. Но все-таки надо что-то съесть, хотя бы для виду.

Оставив Аврелию болтать с Юлием, пожилым рабом, главным по кухне, юноша выскользнул за дверь. Он съел совсем немного и надеялся, что Аврелия этого не заметила. Выйдя в перистиль, внутренний двор, Квинт столкнулся с Элирой. Она несла корзину с овощами и травами из сада. Как обычно, девушка одарила его взором, полным желания. Но этим утром такие взгляды были пустой тратой времени. Он инстинктивно улыбнулся в ответ и ринулся дальше.

— Квинт!

Он едва не подпрыгнул. Этот голос знали во всей округе. Голос Атии, его матери. Квинт не видел ее, значит, она в атриуме, главном жилом помещении. Он спешно обошел украшенный мозаикой фонтан в центре обрамленного колоннами внутреннего двора и вошел в прохладный таблинум, прихожую, из которой коридор вел в атриум.

— Она хорошенькая девочка.

Квинт крутанулся на месте и увидел мать, стоящую у дверей. Хороший сторожевой пост, чтобы наблюдать за происходящим в перистиле.

— Ч-что? — заикаясь, переспросил он.

— Естественно, нет ничего постыдного в том, чтобы спать с рабыней, — сказала мать, подходя к нему.

Квинт, как обычно, поразился ее красоте и осанке. Атия происходила из благородного осканского рода. Она была невысокой и худощавой и очень тщательно за собой следила. Высокие скулы были слегка нарумянены охрой, а брови и края век очень искусно подкрашены сажей. Темно-красная стола, длинная женская туника, стянутая поясом; поверх всего этого накинута сливочного цвета шаль. Длинные волосы, черные, как вороново крыло, заколоты шпильками из слоновой кости и увенчаны диадемой.

— Не делай этого слишком часто. Иначе у рабыни возникнут мысли насчет ее особого положения.

Квинт густо покраснел. Он никогда не обсуждал с матерью вопросы секса, не говоря уже о том, о чем она завела речь. Но почему-то не удивился, что именно она первой завела разговор, а не отец. Фабриций был воином, но, как он часто говаривал, мама не стала воином только потому, что родилась женщиной. Обычно Атия вела себя жестче его.

— Откуда ты знаешь?

Взгляд серых глаз пригвоздил его к месту.

— Я слышала вас ночью. Надо было быть глухой и глупой, чтобы ничего не понять.

— Ой, — тихонько прошептал Квинт, не зная, куда деть глаза.

Замерев, он принялся разглядывать мозаику на полу под ногами, будто надеясь, что пол разверзнется и он провалится в преисподнюю. Ему казалось, что они вели себя очень осторожно.

— Не смущайся. Ты не первый юноша из благородной семьи, который вспахал первую борозду в жизни с хорошенькой рабыней.

— Нет, мама.

Она небрежно махнула рукой.

— Твой отец делал то же самое, когда был молодым. Все так делают.

Квинта ошеломила неожиданная откровенность матери. Видимо, это часть того, чтобы стать взрослым мужчиной.

— Понимаю.

— С Элирой у тебя не будет проблем. Она чистая, — бодрым голосом сказала Атия. — Но впредь выбирай себе девушек аккуратно. Если пойдешь в бордель, иди в дорогой. Иначе очень легко подхватить заразу.

Квинт лишь открыл и закрыл рот. Он даже не стал спрашивать, откуда мать знает, что Элира чистая. Иллирийка была у Атии орнатрисой, служанкой, каждое утро помогающей ей одеваться и краситься. Без сомнения, как только Атия узнала об их связи, она допросила ее со всей тщательностью.

— Да, мама.

— Готов к охоте?

Квинт дернулся. Ему было неуютно от дотошности матери. Интересно, догадывается ли она о его страхах?

— Думаю, да.

К счастью, мать не стала сомневаться в его словах.

— Богам молился? — спросила она.

— Да.

— Тогда давай помолимся еще раз.

Они вошли в атриум, освещаемый дневным светом через прямоугольное отверстие в крыше. Скат крыши здесь шел внутрь, и дождевая вода лилась в центр, в специально устроенный для нее бассейн. Стены были богато украшены и обрамлены колоннами, образовывавшими проходы в другие комнаты, которых на самом деле не было. За этот счет атриум казался больше, чем есть. Он являлся главным помещением дома, из него вели проходы в спальни, кабинет Фабриция и четыре кладовые. В ближайшем к выходу в сад углу было устроено святилище.

На небольшом каменном алтаре стояли статуи Юпитера, Марса — или Мамерса, как его называли осканцы, — и Дианы. В плоских низеньких каменных светильниках, стоящих перед каждой статуей, горели фитили, пропитанные маслом. На задней стене размещались портреты предков. Большинство — предки Фабриция, римляне, воинственный народ, завоевавший Кампанию всего столетие назад. И в знак истинного уважения отца к его супруге здесь были и портреты предков Атии. Представители знатных родов осканцев, многие поколения правивших в этих землях. Квинт очень гордился и теми, и другими.