Борис Тумасов - Гурко. Под стягом Российской империи

И если он, Иосиф, отправлялся по грибы, то с ним шла и дворовая девка Катерина, мягкая, как пампушка. Она звала его барчонком…

Он, Иосиф, любил собирать грибы, ходить в лес, слушать перекличку птиц…

Пробудился Гурко; он в седле, и конь идет иноходью. Усмехнулся, сон, а будто наяву все было… Рядом денщик Василий рысит. Повернулся к нему Гурко, спросил:

— Ты, Василий, по грибы хаживал?

Денщик на генерала посмотрел удивленно:

— Ваш благородь, аль мужицкое дело грибное? То девкам в радость.

К исходу третьих суток подошли к перевалу с южной стороны. Путь перекрыли таборы Халюсси-паши.

И снова, как там, на Хайнкиейском перевале, первыми ударили солдаты дивизии генерала Шувалова, а по флангам, где стояли турецкие батареи, непрерывный, беглый огонь повели пушки отряда.

Сломили первые таборы и вслед за гренадерами двинулась 2-я Гвардейская кавалерийская дивизия и другие части Передового отряда. Прикрывал продвижение арьергард генерала Рауха.

В полночь Передовой отряд перешел Шипкинский перевал.

Отряд, какой привел на Шипку генерал Гурко, расположился на перевале. Иосиф Владимирович телеграммой доложил о выполнении распоряжения главнокомандующего, принялся ждать дальнейших указаний.

Однако Главный штаб отмалчивался. Генерал Нагловский по этому поводу отпустил шутку:

— Там, Иосиф Владимирович, не до нас. В штабе к государеву торжеству готовятся. Великий князь в заботах, как бы императору угодить.

— Что же, подождем, Дмитрий Степанович, пока о нас вспомнят, хотя я неопределенности не терплю. И пока мы на Шипке, надобно укрепляться. Чую, недалек тот час, когда Сулейман-паша попрет на перевал, ему ох как эта дорога надобна. У него, знаю, ближайшие планы с Осман-пашой соединиться. И, коли это произойдет, не миновать Дунайской армии отступления к Систовской переправе.

— Вы, ваше превосходительство, так думаете?

— В этом уверен. И у Сулеймана на такой основе и стратегический план построен. Я всегда высоко ценил военный талант Сулейман-паши. И то, что нам удалось его обыграть на той стороне Забалканья, наша удача и маневренность Передового отряда…

Телеграмму получили через сутки. Главнокомандующий приказывал Передовой отряд распустить, занять оборону на перевале.

— Я этого ожидал, — сказал Гурко. — На этой стороне перевала надобность в таком мобильном отряде, способном осуществлять роль авангарда наступающей армии, в данном случае отпала.

Эти слова Иосиф Владимирович произнес на совещании генералов Передового отряда. Однако, сказал он, наш опыт нам еще пригодится, когда Дунайская армия перейдет в наступление. И генерал Гурко дал приказ по отряду: закрепиться на перевале, ожидать наступления турецких таборов.

Из штаба Дунайской армии на Шипку вместе с провиантом и боеприпасами доставили почту. Стоян только воротился от подполковника Кесякова, когда Асен принес письмо. Оставив ужин, Узунов распечатал конверт.

Выражая беспокойство молчанием брата, Василько описывал свою жизнь.

«Из Екатеринодара, любезный брат Стоян, как я писал тебе, в сопровождении десятника и нескольких верховых казаков добрался я по удивительно липкой грязи до станции Кавказская, сел в поезд и без особых осложнений приехал во Владикавказ.

На местном базаре у какого-то заезжего туземца купил я доброго скакуна. Хоть и не дешево, но помня, хороший конь — верный товарищ. Отсюда, из Владикавказа, дождавшись обоза и маршевой роты, при одной приведенной в готовность пушке двинулись в дальний путь.

Чем дальше уходила дорога, тем становилось теплей. Я снял шинель и башлык, а солдаты, маршировавшие вслед за обозом, перекинули через плечо скатки.

Цвели сады. Горные реки стали полноводными. Путь наш пролегал по горной дороге. Солдаты продвигались осторожно. Чечня в мятеже. В аулах отношение к нам враждебное. Для местных жителей мы — неверные, гяуры. Помнят газават [26] Газават — священная война мусульман против «неверных» (арабск.). , и муллы призывают к священной войне. Говорят, Гази-Магомед, сын Шамиля, приведет в Чечню свою конницу. Слух есть, тот Гази-Магомед имеет чин генерала и его мусульманская конница должна высадиться на Черноморском побережье.

Нашу колонну уже дважды обстреляли. Вынесутся конные чеченцы, погорячат коней, пальнут и, погрозив нагайками, ускачут.

Горы — их надежная защита. Вот и представь себе, каково снабжение Кавказской армии при таком враждебном тыле…

У нас на Кавказе наступление идет медленно из-за распутицы. Турки, как мне рассказывали, первоначально сопротивления почти не оказывали. Корпус генерала Лорис-Меликова вышел на северо-восток от Карса к Визинкею и Зивину. Турецкий главнокомандующий на Кавказском фронте Ахмет-Мухтар-паша бежал из Карса в Бозгалу, намереваясь сколотить в Эрзуруме новую армию.

В штабе офицеры поругивают Лорис-Меликова за его медлительность и что он не взял Эрзурум, а повернул к Ардагану. Лорис-Меликов, как утверждают, намерился увеличить свой отряд за счет Ахалцихского и Эриванского отрядов (в коем мне служить определено) и только после того пойти на Ахмет-Мухтара.

Главнокомандующий великий князь Михаил Николаевич замысел генерала Лорис-Меликова одобрил. Колонна генерал-лейтенанта Геймана была придана Ахалцихскому отряду, который продвинулся почти к самому Ардагану.

В деле под Ардаганом мне участвовать не довелось, но из рассказов очевидцев имею представление.

Крепость сию возводили английские инженеры. Укрепления новые, гарнизон около десяти тысяч турок при ста орудиях.

При взятии Ардагана хорошо поработали наши осадные орудия и пехота. Штурм прошел успешно…

В самом конце мая я с трудом добрался к месту назначения. К тому времени Эриванский отряд двумя колоннами перешел границу, взял Баязет и, отвлекая внимание Ахмет-Мухтара, через Алашкери продвинулся к монастырю Сурб-Оганесу. Тут я и настиг отряд.

Не могу закончить письмо, не сказав о командире эриванцев генерале Тергукасове, армянине, умном, с хитринкой в глазах, и талантливом стратеге. Он пользуется большой любовью у солдат, ибо о них проявляет постоянную заботу. Он чуткий и строгий командир… В следующем письме опишу, как проходят наши баталии…»

Достав лист и чернила, Стоян тут же сел за ответ.

Сулейман-паша срывал злость на Реуф-паше и Халюсси-паше, по чьей вине, как он считал, турецкая армия понесла большие потери у Старой Загоры. Сулейман-паша распалялся, он не мог согласиться с тем, что генералу Гурко удалось обхитрить его, сердер-экрема, лучшего из лучших военачальников Блистательной Порты. Брызгая слюной, он кричал:

— Вы оба ублюдки! Вы позволили этому льву вырваться из клетки, посчитав, что он уже без когтей. Но вы забыли, у этого льва есть зубы, и вы на своей шкуре еще убедитесь в этом. Теперь, когда он засел на перевале, я пошлю вас с вашими таборами прокладывать моим войскам дорогу.