Юлия Вознесенская - Эдесское чудо

– Найди для нее свободное помещение на нижней террасе, выдай постель и покорми ее. А завтра я решу, что с нею делать, – сказала Феона, беря мужа под руку и ведя его ко входу в дом.

Толстуха, выслушав приказ хозяйки, подошла к Евфимии и мановением руки велела ей следовать за ней. Евфимия молча подчинилась.

Они прошли в раскрытые ворота на хозяйственный двор. Здесь женщина остановила ее движением руки, достала из складок покрывала связку ключей и подошла к двери низкого здания с зарешеченными окошками под самой крышей. Она отперла дверь, вошла внутрь и вскоре вышла оттуда, неся в руках скатанный тюфяк и какой-то узел поверх него. Молча сунув тюфяк в руки Евфимии, она повесила узел на руку, снова заперла дверь кладовой и махнула свободной рукой, приглашая следовать за ней.

Женщины прошли через хозяйственный двор и оказались перед еще одной стеной с воротами, тоже приоткрытыми. За ними обнаружился плодовый сад, междурядья которого были заняты грядами с овощами. Сквозь сад и огород шла довольно широкая дорожка, мощенная серыми плитами, поросшими травой и лишайником.

Толстуха что-то непрерывно говорила, но, казалось, обращаясь не столько к спутнице, сколько к себе самой, и ответа не ожидала. Вдруг она резко остановилась и, схватив Евфимию за руку, заставила и ее остановиться, показывая рукой на что-то впереди. Евфимия остановилась и, перекрестившись, воскликнула испуганно:

– О Боже! Спаси и помилуй!

Впереди, свернувшись спиралью на разогретой солнцем каменной плите, лежала толстая пестрая змея. Евфимия с детства до ужаса боялась змей.

– Так ты вовсе не немая? Ты говоришь по-арамейски? – воскликнула толстуха.

– И ты тоже? – удивилась Евфимия.

– Да, это язык моего детства. Я родом из Пальмиры, – толстуха подобрала сухой ком земли и кинула его в змею, та не торопясь приподняла голову, потрогала воздух раздвоенным языком, перетекла через кольца собственного тела и, разматывая их за собой, попозла по камням в сторону капустной грядки.

– А я из Эдессы, – сказала Евфимия, переводя дух.

– Правда? А братец сказал, что купил тебя в Риме…

Евфимия, только что обрадовавшаяся и воспрянувшая духом, поняла, что, наверное, зря она заговорила на своем языке, – эта женщина, называющая Алариха братом, навряд ли станет ей другом. «Но пусть хотя бы не врагом!» – подумала она и вместо ответа спросила:

– Так Аларих твой брат?

– Молочный брат. Моя мать выкормила его грудью, вот так и вышло, что я, рабыня Кифия, стала его молочной сестрой. Моя мать была домоправительницей, а теперь я служу вместо нее. Мать умерла три года назад.

– Аларих тебя любит, он признает, что ты его сестра?

– На людях – никогда! А чтобы любить… Наш Аларих никого, кроме себя, не любит.

– И свою жену Фиону он тоже… не любит?

– Не знаю, я его об этом не спрашивала. И довольно болтать! Идем скорее, я покажу тебе твое жилище.

За садом и огородом была еще одна стена с небольшими воротами, а сразу за ними оказалась лестница, ведущая на очередную террасу. Они спустились по ней. Здесь тоже был сад, но росли в нем одни сизые оливковые деревья, лишь кое-где оттеняемые мрачными кипарисами и уже отцветшими зелеными кустами тамариска. Стоя на верхней площадке каменной лестницы, сложенной все из тех же известняковых плит, Евфимия увидела, что обширный этот сад упирается в берег реки, отделенный от него высокой стеной. Посреди сада располагалось низкое здание с навесом, под которым стояли деревянные бочки и глиняные кувшины – давильня, как догадалась Евфимия. Но больше нигде никаких домов она не увидела.

– Сейчас мы спустимся, и ты увидишь, где живут наши рабы, – предупреждая ее вопрос, сказала Кифия.

Они шагнули с последней ступени на землю, и только тогда Евфимия увидела, что терраса, с которой они только что спустились, представляет собой сплошную стену песчаника, заросшую темно-зеленым плющом, а в стене этой, будто ласточкины гнезда в песчаном береге, шли отверстия пещер, одни открытые, другие завешенные старыми половиками, истертыми шкурами, просто полотнищами.

– Что это? – в недоумении спросила Евфимия.

– Это жилища наших рабов, – ответила Кифия. – Некоторые из них свободны – те, на которых нет входной занавески. Выбирай себе любое!

– Это похоже на кладбище… [88] Евфимия имеет в виду пещерные захоронения, принятые на Востоке.

– Ну что ты! Так живут и многие свободные бедняки, да и монахи тоже…

– И ты тоже?

– Ну да. Я могла бы жить в доме, у меня там есть своя каморка, и я в ней иногда ночую, но настоящий мой дом здесь. Неужели ты не понимаешь, что жить подальше от хозяев – это великое благо?

Евфимия не понимала: их немногие рабы и слуги жили в одном доме с хозяевами, хотя любому из них, попроси он, разрешили бы поселиться отдельно в садовом домике – том самом…

– Давай пройдемся по свободным пещерам, и ты выберешь себе жилье по вкусу.

– Я хотела бы жить подальше от всех, в тишине. Я ведь все равно не знаю языка, на котором говорят ваши рабы.

– Я тебя понимаю. Да, твоих земляков среди наших рабов нет, они говорят либо на готфском, либо на языках дальних стран между собой; они все издалека, кто из Африки, а кто даже из северных стран. Но если ты не боишься одиночества, я могу поселить тебя в самом уединенном месте – это за баней. Идем!

Они прошли дальше по каменистой площадке, отделяющей скалу от сада, и свернули за угол. Здесь зелень была гуще и разнообразней и вплотную подходила к каменной стене. По тропинке они прошли через проход в кустах и оказались перед узким потоком с перекинутым через него деревянным мостиком. От воды на дне потока поднимался пар.

– Это течет вода из нашей бани. Мы моемся в ней по очереди: мужчины утром, а женщины и дети вечером. Вода у нас всегда теплая, даже в зимнее время. Не у всех рабов есть такая роскошь, а?

Евфимия промолчала: в их доме рабы могли пользоваться баней после хозяев, а могли по надобности сами натопить ее, спросив позволения домоправительницы.

– Тебе, конечно, не мешает помыться с дороги, но сначала я покажу тебе твою пещеру. А в баню – сюда, вот по этой тропинке вдоль ручья. Идем дальше.

Они прошли через мостик и опять углубились в заросли. Но кусты так густо росли лишь вблизи воды, примерно через четверть стадии [89] Около 50 метров. они расступились, и женщины снова оказались на небольшой каменистой площадке под известковой стеной; здесь было всего три пещерных входа, и все они были открыты и пусты.

– Выбирай! – широким жестом предложила Кифия. – Я бы на твоем месте выбрала среднюю, так безопаснее: иногда в пустые пещеры забираются змеи и скорпионы, так пусть уж они сначала посетят крайние помещения, верно?