Эльвира Ватала - Великие любовницы

Марши и походы для этих женщин — сущая безделица: смелые, отважные, ничего не боялись и под пулей неприятеля часто проявляли чудеса храбрости. Даже имена себе приобретали не столько из-за своих сексуальных услуг, сколько из-за отваги. И особенно прославилась в войске Наполеона Бонапарта некая Баська-удалая. Счастливо побывав с армией-победительницей в Испании и Германии, она двинулась вместе с армией в Россию и, не побоявшись окаянных русских морозов, которые угробили французскую армию, а Наполеона заставили свою знаменитую треуголку сменить чуть ли не на дамский капор из чернобурки, родила ребеночка и вот сейчас, верная своему патриотизму, возвращается во Францию. Но перед ней препятствие: река около Березина. Что тут делать? Она, недолго думая, распрягла коня, возок с нехитрым скарбом бросила, а сыночка прижала к груди и, сев на коня, поплыла через реку. И почти это ей удалось, да конь сильно измученный, не вынес и утонул. А вместе с ним и Баськин сынок. Она, вышедши на берег, мокрая от воды и слез, помчалась пешочком догонять свое войско, и солдаты горячо разделяли ее горе.

Наш Петр I, когда еще его жена Екатерина I была простой экс-пленницей и шлюхой разных там вельмож, всегда брал ее с собой в походы, ибо знал, что ничто так не услаждает натруженные после битвы тело и душу, как хорошая маркитантка в походной постели. Для этой своей постоянной цели Екатерина I даже свои роскошные косы наголо обрила, чтобы в них насекомые и пот не заводились. Карл VIII, идя в походы, Италию завоевывать, жену, правда, не брал, но всегда рядом с ним ехала коляска с куртизанками, и под каждым удобным папоротником он останавливал кортеж и углублялся с дамой «из коляски» в близлежащие кусты. За Карлом VIII в походе всегда следовало четыреста верховых и восемьсот пеших блудниц, которые рядом с привилегированными блудницами на конях, за уздечки держа их коней, мелкой рысью бежали. А Кар Афинский еще дальше это нововведение «продвинул»: он не только тело, но и дух в походах услаждал.

У него там в войске не только проститутки дружно шагали, но и арфистки и флейтистки. Собралась было исполнить свой гражданский и половой, пардон — полковой, долг и Мария Лещинская, жена французского короля Людовика XV, выразив готовность следовать за королем в поход, но он ее здорово осадил, сказав: «Место королевы во дворце» — и взял в поход свою любовницу герцогиню де Шатору. Но герцогиня де Шатору не была для войска «добрым ангелом». Она почему-то всех раздражала, а когда король в походе заболел, ее в этом обвинили. Но совершенно напрасно. В болезни короля де Шатору виновата не была, и она с преданностью маркитантки ухаживала за королем. Но короля замучили угрызения совести, и он решил «злого гения» де Шатору из военного лагеря удалить, а призвал родную супругу. Так что начатое фавориткой ухаживание за больным королем уже законная супруга довершила.

Мать Марии Антуанетты Мария Тереза говорила: «Если бы я не была беременной, я непременно бы принимала участие в походах». Не считала для себя зазорным лично участвовать в походах и даже воевать Изабелла Кастильская. Мы уже не говорим о «бабушке пол-Европы» Элеоноре Аквитанской, для которой поход, конь и доспехи стали обыкновенной одеждой и занятием.

Словом, дорогой читатель, мудрые короли, забирая дамский пол на войну, знали, что они делают, что такое войско без женской ласки — это самоубийство, это то же самое, что забить гол в собственные ворота. Кругом дым, огонь, пушечные ядра вместе с головами разрываются, а солдатам после победы никакой услады, кроме гречневой каши, не полагается, так, что ли? Словом, король Людовик XIV берет в поход жену и куртизанку Монтеспан. А эта Ла Вальер, несмотря на запрет короля, приказывает запрягать в шесть лошадей карету и едет вслед за королевой. Где там вслед! Она «по долинам и по взгорьям», то есть, не разбирая дороги, по проселкам, по полям напрямую мчится к кролю. Ее трясет, конечно, на ухабах, того и гляди ее тягость растрясет и рожать в полевых условиях придется. Но это ей не помеха. Родила же негритянка из Сомали во время наводнения ребеночка на дереве. А сзади бежит карета королевы Марии Терезы, рядом с которой сидит маркиза Монтеспан, брюхо которой тоже трясет, того и гляди рожать придется в полевых условиях, и они кричат, высунувшись из окошка: «Остановитесь, куда вы? Король вам велел дома оставаться». Но в Ла Вальер вдруг боевой дух вступил. Всегда скромная, тихая, молчаливая и покорная, она вдруг превратилась в адскую фурию и мчится вперед, как железный танк на неприятеля. И первой примчалась к королю. Он вышел ей навстречу, совершенно ошеломленный такой неожиданной прытью своей любовницы, к которой уже малость охладел, и не знает, что сказать: то ли ругать ее за легкомысленный своевольный шаг, то ли целовать, то ли врача призвать нормальное протекание после такой скачки беременности исследовать. Пока он раздумывал, королева с Монтеспан, запыхавшись, подъехали. И король тоже голову потирает: поди уживись с такой многочисленной семейкой и их сложными отношениями. Сен-Симон, выросший на королевском дворе и досконально знавший жизнь Людовика XIV, так сказал: «У короля было три семьи: своя собственная, семья Монтеспан и семья Ла Вальер. Улаживать между ними отношения было делом сложным» [75] Сен-Симон. Мемуары, т. 1. М., 1934. .

И то правда. Но каким образом очутился король в таком, мягко говоря, двояком положении, когда две любовницы чуть ли не дерутся между собой, а жена не знает, к какой враждующей партии примкнуть, и пока не в состоянии определить, на чьей стороне сила. Но интуитивно ей кажется, что сила на стороне Монтеспан, и она просит королевскую любовницу помочь ей уладить с королем ее личную проблему: король всех ее испанских придворных дам решает, как ненужных дармоедок, обратно в Испанию отправить. «Хоть одну-две помогите мне, чтобы король согласился оставить», — просит она Монтеспан.

Придворным тоже становится ясно: король больше теперь любит Монтеспан, Ла Вальер пора угасает, и ей скоро придется идти в отставку. И они, как хороший барометр в плохую погоду, все переметнулись к Монтеспан. Ей теперь подхалимно в глаза заглядывают, каждое ее желание предупреждая, а Мольер, бросив в ящик письменного стола свою пьеску, где он восхвалял прелести Ла Вальер, уселся писать панегирик новой фаворитке.

Редко, дорогой читатель, кому так не служит материнство, как Ла Вальер. Некоторые женщины, а даже большинство, расцветают, как розы, после родов (вспомним Марию Стюарт), а Ла Вальер дурнеет хуже некуда. Кожа у нее желтая и тонкая, как у столетних старушек, а кривые ножки, кажется, еще больше искривились. Ну и король кривится, конечно, сравнивая свою некогда обожаемую им Луизу с Франсуазой, для которой роды и материнство — слаще меда и сахара, так она расцветает. И Ла Вальер пускается в свой обычный плач и, заливаясь слезами, измазывая пятнами, послание королю строчит, в котором угадывает свою дальнейшую судьбу, ибо ее беременности ничего хорошего ей не несут: «Что же станется с кровью королевской, которая от пяти месяцев плывет в моих внутренностях? (Лексикон Ла Вальер оставляем без поправки. — Э. В.) Причинится, конечно, к неизбежному раскаянию. Мои сны усиливают мое терпение. Кошмары, какие им сопутствуют, для меня ужасны. Слышу свой приговор, замыкающий меня в монастырь» [76] Я. Дашкевич. «Королевские фаворитки во Франции». Люблин, 1983, с. 190. .