Эльвира Ватала - Великие любовницы

Короче и вульгарно говоря, королю время от времени требовался элементарный и низменный разврат, чего слишком возвышенная натура Сисси не могла ни понять, ни дать, ни принять. А многие ведь королевы во имя видимого благополучия на королевском троне и в алькове собственном закрывали глаза на эти «невинные» развлечения своих мужей. И примером тут может служить Изабелла Кастильская и ее муж Фердинанд. Пара эта дожила до своей естественной смерти, ни разу не разведясь, хотя поводов было предостаточно. В каждом монастыре воспитывались внебрачные дети короля.

Король Франц-Иосиф, идя навстречу своим низменным инстинктам, потихоньку начинает изменять своей жене с придворными дамами, но официальными фаворитками, по примеру французских королей, их, правда, не делая. А если этого ему было мало и его натура требовала «похлебки», а не изящных устриц, то он не считал для себя зазорным навещать убогие апартаменты венских проституток. Сисси в своей наивности и вере в чистую любовь долго, конечно, не знала об этих тайных похождениях супруга. Вмешался позорный случай. Франц-Иосиф заразился триппером и заразил им свою супругу. Когда узнала об этом Сисси, она словно окаменела. Удар для ее чувствительной и легко ранимой души был оглушительный. Ее ревность, разочарование, обида проявились в довольно редкой для женщины форме: она никому не мстила, не упрекала мужа, не устраивала скандалов, не платила ему своими изменами, она замкнулась в себе, раз и навсегда. Точно что-то надорвалось в ее сердце, и она заткнула зияющую рану… молчанием. Замкнулась в себе, стала задумчивой, молчаливый серебряный колокольчик ее смеха исчез из королевских покоев, даже мимолетная улыбка исчезла с ее лица. Она подолгу стала бродить в одиночестве или совершать совершенно без свиты долгие конные прогулки. Перестала любить свой замок и приказала выстроить себе особый, где начала в одиночестве пребывать. А самое главное, она начала подолгу уезжать от короля в долгие и одинокие путешествия. Не могла усидеть на одном месте, словно раненая серна металась из одной страны в другую, не в силах залечить свою рану. Хорошо и уютно стала себя чувствовать только в отдаленных и пустынных местах. Например, у своего двоюродного, полусумасшедшего баварского короля Людвига II. Он, мрачный и нелюдимый, смертельно ненавидящий женщин, строил себе замки в недоступных горах, обносил их рвами и почти никого не принимал. Для Сисси делал исключение. И вот у этого странного человека Сисси находила убежище и приют. Да и родство душ здесь, кажется, было полное. Вместе стихи Гейне читали, занимались живописью, древнегреческим языком. Но Сисси все более и более мрачнела, и в редкие периоды пребывания дома никто уже не мог на ее лице вызвать улыбку. Король страдал, конечно, от этой понурой метаморфозы в характере своей жены, но изменить своим привычкам не мог и по-прежнему хаживал в альковы своих фавориток, на что Сисси смотрела с абсолютным равнодушием, даже без презрения.

В жизни часто бывает, что понурость, мрачное настроение, меланхолия, как бы притягивают к себе несчастья, и это незамедлило случиться с Сисси-Елизаветой. Ее горячо любимый, прекрасный, наделенный всевозможными талантами сын Рудольф покончил жизнь самоубийством. Причина? Трагическая любовь. Он, этот весьма образованный для своего времени наследник престола, унаследовал романтическую душу своей матери, ее чувствительность, ее ранимость и ее свойство любить глубоко и искренне. И никак ни глубоко, ни искренне не мог полюбить свою жену, дочь бельгийского короля Леопольда II Стефанию. Это была нехорошая женщина, вульгарная, ругающаяся как извозчик и, как он, с криками и кулаками на всех бросающаяся. Ссоры, дикие скандалы в королевской семье, как в настоящей мещанской, не умолкали и сделали жизнь Рудольфа невыносимой. Его брак, заключенный по политическим расчетам, вызывал в нем отвращение. Романтическая душа требовала выхода в романтической любви и братской душе, и ничего удивительного, что нашел он такую душу в красавице не то чешке, не то румынке Марии Вечера. Она унаследовала ослепительную красоту своей матери, венской светской львицы, в которую в свое время был влюблен сам король Франц-Иосиф, но отнюдь не ее душу. Это была хотя и экзальтированная и смелая, но довольно добродетельная девушка, способная на глубокое чувство. И она тоже полюбила Рудольфа со всей глубиной и серьезностью. Словом, Мария Вечера и Рудольф горячо полюбили друг друга, подобно Ромео и Джульетте и, как они, смерть свою в объятьях друг друга нашли.

Когда отец Рудольфа, король Франц-Иосиф, воспротивился желанию сына развестись с ненавистной Стефанией и жениться на Марии Вечера, влюбленные решили из этой жизни уйти в лучший мир. Договор был такой: Рудольф прострелит себе голову пистолетом, предварительно отравив свою возлюбленную стрихнином. И на брачной кровати в объятьях друг друга нашли мертвых двадцатилетнюю отравленную Марию Вечера и тридцатилетнего Рудольфа с простреленной головой. У обоих хватило смелости и решимости свой план ухода из жизни скрупулезно и хладнокровно осуществить, так они этот мир ненавидели, и умерли от романтической любви, без которой жизни себе не представляли и в смерти единение душ нашли.

Ну, конечно, после такого удара судьбы Сисси совсем помешалась. Ее меланхолия, ее мрачность достигли, насколько это было возможно, своего апогея. Она вся окаменела, не понимала, что ей говорят, все время прислушивалась к чему-то внутри нее и все окружающее воспринимала словно через дымовую завесу. Словно отсутствовала в этом мире. И не могла плакать, а как известно, слезы облегчают душу. Но однажды заплакала, и было это, когда она вместе с королем на троне сидела и какую-то делегацию принимала. И вдруг из ее глаз полились крупные, тихие слезы. Все замерли, и никто в этот момент не подумал, что на венском дворе происходит скандальное нарушение этикета (королевам не полагалось публично плакать), ибо вместе с королевой заплакали ее придворные, так они разделяли глубокое горе своей любимой королевы.

Наверное, эти слезы несколько облегчили ее душу, если после этого Сисси находит в себе силы, чтобы с неимоверной энергией начинать снова свои путешествия. Куда? О, это уже не имело значения. Может, обратно к своему полусумасшедшему родственнику, который уж совсем с ума сошел, так что психиатра ему назначили, который с ним не разлучался ни на минуту, ибо у него мания самоубийства развилась. Но он все же ухитрился однажды вырваться и броситься в глубокое озеро. За ним кинулся его спасать психиатр. Утонули оба.

Сисси ездит с места на место, то останавливается в каких-то подозрительных гостиницах, то пересекает Европу роскошными пароходами, словно спешит догнать свою судьбу, найти, наконец, успокоение. Нашла его в своей трагической смерти. Как-то в Женеве, сойдя с трапа корабля, задумчиво шла вдоль берега моря, а какой-то сумасшедший анархист Луксени догнал ее и остро отточенным напильником ударил ее в самое больное место — в самое сердце. Сисси даже не почувствовала удара, даже не поняла, что случилось. Она машинально подняла глаза и прошептала: «Что надо этому человеку?» — и, пройдя несколько шагов, упала замертво. Из груди, прямо из сердца торчал острый напильник. Как сказал Горький в своих «Сказках об Италии»: «Если оно (сердце. — Э. В.) болит, в него легко попасть».