Анатолий Марченко - Звезда Тухачевского

Паровоз протяжно, истово, словно человек, ощутивший нестерпимую боль, застонал, выдыхая клубы сизого пара, вагоны ответно вздрогнули и медленно поползли вперед. Истошные крики, омерзительная ругань, стоны, отчаянные проклятия — все, постепенно затихая, осталось позади.

Анна Васильевна отвернулась от окна и присела на лавку, все еще не веря, что станция, утонувшая в человеческом водовороте, в горе и ужасе взметенных со своих обжитых мест людей, удалялась от нее, чтобы хоть на малое время возвратить в ее душу умиротворение. И сейчас она все же гордилась собой: она не испытывала страха, и причиной этого бесстрашия был сидевший рядом с ней Александр Васильевич Колчак, ее опора и надежда, ее таинственная судьба.

Как ни старалась она отгонять от себя картины не столь уж давнего прошлого, полагая их неуместность сейчас, в этой неприкаянной жизни, они, эти картины, со всех сторон обступали ее, не давая вырваться из их сладостного плена.

…Ее муж, контр-адмирал Сергей Николаевич Тимирев, герой Порт-Артура, кавалер ордена Почетного легиона, получил назначение в штаб командующего Балтийским флотом и должен был отбыть из Петрограда в Гельсингфорс. Анна Васильевна провожала его на вокзале и вдруг увидела, как мимо них стремительно, с гордым, независимым видом прошел невысокий, ладно скроенный офицер с суровым, даже мрачноватым лицом фаталиста. Сергей Николаевич негромко сказал:

— Ты знаешь, кто это? Это Колчак-Полярный. Он недавно вернулся из северной экспедиции.

Анна Васильевна внимательно и заинтересованно посмотрела вслед Колчаку. Что-то схожее с пронесшейся бурей вспыхнуло в ее душе.

Она вновь увидела его лишь в Гельсингфорсе. С наступлением вечера город тонул во мраке — там строго выдерживалось затемнение. Лишь кое-где едва проступали крошечные светлячки синих лампочек. Было дождливо, ветрено, остро пахло морем. Анна Васильевна медленно брела по улице, раскрыв зонтик, то и дело норовивший под порывами ветра вырваться из ее рук, и думала невеселую думу: сын ее еще совсем малыш; идет война; ей самой всего двадцать один год; впереди — неизвестность, тьма. И вдруг она едва не столкнулась с шедшим ей навстречу Колчаком. То было как знамение судьбы! Она пристально посмотрела в его печально зовущие глаза и поняла: с этим человеком ей ничего не страшно! Пусть война, пусть хоть пришествие самого дьявола — пусть! Если с нею будет Колчак — она защищена надежной броней. И сразу же одернула себя: «Боже мой, какие глупости могут прийти в голову! У тебя муж, которого ты, кажется, любишь, у тебя маленький сын, а кто тебе этот чужой, такой странный, таинственный человек, которого, наверное, невозможно познать?»

Колчак остановился подле нее и без длинных предисловий предложил ей встретиться с ним вечером. Она вдруг ощутила холодные его губы на своей ладони, и он тут же исчез во тьме, в вихрях взбесившегося ветра, в стонущем шуме дождя. Казалось, что навсегда…

Позже в Гельсингфорс перебралась и семья Колчака — жена Софья Федоровна с пятилетним сыном Славой. Колчаки не преминули нанести Тимиревым визит. Анна Васильевна хорошо запомнила тот день. Отворилась дверь, и первым на пороге появился Колчак, — но не Александр Васильевич, а маленький Славушка. Анна Васильевна тихо вздрогнула: этот мальчик был вылитый отец!

Колчак и Анна Васильевна стали встречаться, они, оставаясь вдвоем, говорили без умолку, и Колчак часто повторял одну и ту же фразу: «Анна Васильевна, не уходите, не надо расставаться — кто знает, будет ли нам еще когда-нибудь так хорошо, как сегодня».

Однажды на вечере в Морском собрании Колчак повел себя в высшей степени странно: стал усиленно ухаживать за молодой и некрасивой женщиной, а возвращаясь к тому месту, где сидела Анна Васильевна, с восхищением рассказывал о совершенствах этой дамы. Анна Васильевна лишь улыбалась, хотя и хмурила густые брови.

— Хотите, я расскажу вам любопытную сказку Уэллса? — вдруг задиристо спросила она, не выказывая, однако, своей ревности. — Один человек поссорился со своей невестой, ушел и уснул на холме. Пробудившись, он увидел, что очутился в царстве фей. И представьте, фея полюбила его. А он не придумал ничего лучшего, как начал расхваливать свою невесту. Тогда фея поцеловала его, отпустила, и он снова очутился на том же холме. Но теперь невеста показалась ему уже не такой прекрасной, как раньше, и он охладел к ней. Но как ни старался он снова попасть в царство фей, это ему не удалось.

Анна Васильевна рассказывала все это с легкой небрежностью, ироничные нотки едва проступали в ее голосе. Бросив мимолетный взгляд на Колчака, она успела заметить, что он сидит глубоко задумавшись, как человек, желающий покаяться в своем грехе.

— Вы — фея, — не то вопросительно, не то утвердительно тихо произнес он и больше ни на шаг не отходил от нее.

Анна Васильевна подарила ему свою фотокарточку: фотограф запечатлел ее на балу в Морском собрании. А вскоре знакомый офицер сказал ей с таким значительным видом, будто сообщал великую тайну:

— А я видел ваш портрет у адмирала Колчака в каюте.

— Ну и что же? — пожала хрупкими плечами Анна Васильевна. — Этот портрет есть не только у него.

— Да, но в каюте Колчака ваш портрет — единственный.

Потом Колчак уехал в Севастополь. Расставание было тяжким и горьким. Проводить Колчака на вокзал пришло много людей, знакомых и незнакомых. И в первый раз за все время их встреч Анна Васильевна сказала ему:

— Я люблю вас, — и даже не смутилась при этом, боясь, что смущение даст ему повод считать ее слова неискренними.

— Я не говорил вам, что люблю вас, — казня себя признанием запоздалой вины, произнес Колчак.

— Нет, это я говорю: я всегда хочу видеть вас, всегда о вас думаю, для меня такая радость видеть вас, — трепетно и отважно произнесла Анна Васильевна, с ужасом понимая, что все слова, которые она сейчас произносит, — вовсе не те, которые могли бы во всей полноте выразить ее чувства.

Сейчас он не видел ее глаз, они были скрыты от его взора вуалью, но в голосе ее звучала такая неподдельная искренность, что у Колчака не осталось никаких сомнений: эта женщина никогда не предаст его, даже если он взойдет на Голгофу.

— Я вас больше чем люблю, — сдерживая неистовый порыв чувств, лаконично сказал он, и она поверила в то, что он произнес.

Прошло полмесяца, и однажды на дачу к Анне Васильевне пришла горничная жены Колчака. Она была не одна: за ней послушно шел рослый матрос, и по надписи на бескозырке Анна Васильевна поняла, что тот служит на Черноморском флоте. Сердце ее вздрогнуло.

— Его превосходительство велели передать вам письмо и просили ответа, — густым басом произнес матрос.