Алексей Шишов - Четырех царей слуга

Тогда он отправился со слугами в варшавский пригород Прагу, чтобы там нанять лодку, а лошадей переправить вплавь. Но по дороге на королевского офицера напала из-за изгороди «шайка негодяев». Крича «Шведы! Шведы!», польские селяне дочиста обчистили двух слуг Гордона, у третьего отняли саблю, а у самого корнета сорвали патронташ. Дело могло закончиться ещё хуже, но храбрый шотландец поднял коня на дыбы и разрядил в нападавших оба пистолета. Те бежали, унося с собой всё, что успели снять с людей.

Польская королевская армия потерпела поражение. Патрик Гордон не решился продолжать путь без попутчиков и вскоре присоединил к себе из числа отступавших дюжину таких же, как и он, ландскнехтов — двух земляков-шотландцев и прочих иноземцев. Они приняли над собой командование кавалерийского корнета, который выделялся своим бравым и решительным видом.

Однако отступление от Варшавы безоблачным не оказалось. По пути небольшой сборный конный гордоновский отряд обгоняли отряды польских конников. Те кричали наёмникам своего короля:

— Негодяи! Вам надо перерезать глотки! Вы хуже шведов! Вы заодно с ними! Почему вы не умираете с нами за ваши большие деньги?

Скакавшие по дороге королевские наёмники время от времени огрызались:

— Вы сами бежите от шведов! Где же ваше панство? Война не трактир — на ней умирать за вашу Польшу надо...

Корнет Гордон счёл за необходимое уйти с большой дороги в сторону, памятуя, что поляки грабили его уже не раз. В перелеске ландскнехты устроили шумное совещание, на котором обсуждался один вопрос: что делать и как жить дальше? Большинством голосов постановили: идти по дороге на Лович и избавить разлетавшуюся по домам поместную шляхту от кое-каких вещей, которые того стоят. С общего согласия импровизированный воинский отряд туда и двинулся.

В одной из деревень наёмники расположились на отдых, но позаботившись ни о дозорном разъезде по дороге, ни об охране. Тут-то на них и налетели шведские кавалеристы, в основном из германского Бранденбурга, которые забрались так далеко от Вислы ради разведки и промысла. Патрик Гордон получил лёгкое ранение пистолетной пулей в бедро и спас свою жизнь тем, что успел прокричать по-немецки:

— Не стреляйте! Я офицер шведского короля!

Его схватили, обезоружили и поставили перед незнакомым ротмистром. Тот допросил пленного, узнав, как тот попал к полякам и что до этого служил под знамёнами генерала Дугласа. Вскоре шотландец в сопровождении ротмистра предстал перед ним:

— Ваше превосходительство, вот человек, служивший у поляков и взятый мною в плен. Он уверяет, что знает вас и воевал под вашим командованием.

— Кто вы такой?

— Я, ваше превосходительство, корнет Патрик Гордон, дворянин из Шотландии. Воевал под вашим высоким командованием в рейтарском полку графа Понтуса Делагарди в Померании.

— Не вы ли, корнет, так удачно бежали от поляков из Кракова с одним майором?

— Так точно, ваше превосходительство. Это был я, ваш рейтар.

— Господин ротмистр, я его знаю. Он свободен. И верните ему коня и оружие, за что я вам буду сердечно благодарен. И если такое возможно, то и кошелёк...

На следующий день полководец шведской короны Роберт Дуглас захотел увидеть Патрика Гордона, которого он действительно помнил как офицера примечательного. Разговор состоялся на квартире главнокомандующего:

— Господин корнет, хочу поделиться с вами планом.

— Я весь внимание, ваше превосходительство.

— С пехотными полками лорда Крэнстона прибыло немало офицеров-добровольцев. Должностей им в моей армии пока нет, а жалованье платить надо. Я решил завести у себя лейб-роту, составленную исключительно из твоих земляков-шотландцев. Как ты на это смотришь?

— Только положительно, ваше превосходительство. Шотландцы не случайно составляют гвардию французских королей. Они всегда были достойными воинами.

— Я всё это знаю. Лейб-рота получит широкие привилегии, будет освобождена от караульной службы и будет заботиться только о моей личной безопасности. Ко всему прочему рота будет офицерской школой. Это хорошие условия, не правда ли, корнет?

— Абсолютно верно, ваше превосходительство. Я готов служить в рядах роты ваших телохранителей.

— Лейб-рота должна быть составлена из отпрысков самых лучших, самых древних кланов Шотландии.

— Превосходно, ваше сиятельство, господин фельдмаршал.

— Я принимаю тебя, Гордон, в лейб-роту в числе первых. Но тебе придётся, друг мой, заняться вербовкой в неё земляков дворянского звания. На эти трактирные нужды ты получишь необходимые деньги. Иди...

Вскоре в списке Патрика Гордона оказалось восемнадцать навербованных шотландцев. Через несколько дней их стало на девять человек больше. Корнет стал командиром лейб-роты фельдмаршала-лейтенанта Роберта Дугласа. Вскоре шведская армия выступила в поход на город Плоцк, перейдя Вислу по мосту.

Теперь на плечи Патрика Гордона легли заботы о пропитании подчинённых ему земляков. Он разделил их на небольшие конные партий и отправил на поиски приключений. Добычей шотландского воинского отряда за считанные дни стало около 700 быков и 1500 овец шляхты и их крепостных крестьян окрестных селений. Скот был довольно дёшев, а потому и быстро продан в городе Торне местным торговцам-мясникам, а деньги поделены между королевскими наёмниками. На долю командира досталась изрядная сумма — сотня рейхсталеров.

В гордоновском «Дневнике» автором даётся немало оправданий подобным поступкам ландскнехтов шведского монарха. В самом начале войны в его армии такие действия карались только смертью — повешением на дереве, воротах, вздёрнутой оглобле. Теперь же начальство не только просто закрывало глаза, но и дозволяло мародёрство. Патрик Гордон писал:

«Сказать по правде, армии нельзя было существовать без таких уловок, а те, кто слишком совестлив, мягкосердечен или ленив, чтобы применять оные, нашли бы верную гибель от вредителей или умерли от голода и холода. Ведь никакого жалованья ждать не стоило, особенно коннице, и хотя этот край состоял под нашей юрисдикцией и на пределе сил содействовал содержанию армии, шведы не спешили его покидать и, согласно своей максиме, разоряли и опустошали деревни, а к городам и местечкам были весьма благосклонны.

Я не стану здесь утверждать, насколько в подобных поступках повинны их вершители, а равно и верховные власти — об этом можно долго говорить и проводить множество различий. Но вкратце скажу, что едва ли возможно быть солдатом, не будучи угнетателем и не совершая многих преступлений и жестокостей, хотя одни [поступают так] чаще других. Пусть никто не возомнит себя безвинным или достойным прощения по недостатку платы или чего-либо необходимого. В таком случае лучше воскликнуть: «Я согрешил!»