Валентин Азерников - Долгорукова

Все тоже встали.

— Нет, Ваше величество, — сказал Адлерберг. — Я ради Государя на всё готов, но только не на это, — и он кивнул в сторону сцены.

— Спать, спать, — сказал Александр и вышел из ложи.

Адлерберг раздевался ко сну, когда в дверь раздался стук. Он открыл дверь — там стоял вполне одетый Александр.

— Саша, дорогой, я хочу пойти прогуляться немного, у меня что-то голова разболелась.

— Хорошо, Ваше величество, я сейчас буду готов.

— Нет, нет, я один, мне никто не нужен. Не беспокойся, право. Но вот только какая комиссия, — он усмехнулся. — Я вовсе без денег. Ты не дашь мне немного?

— Конечно. Сколько, Ваше величество?

— Ну... Пожалуй, что... Тысяч сто, ладно? — Видя изумление Адлерберга, добавил: — Я же не знаю тут цен, на всякий случай.

— Хорошо, Ваше величество, конечно, — и он достал из портмоне пачку денег.

— Спасибо, дорогой, мы после сочтёмся.

— Может, Ваше величество, сказать Шувалову, чтобы его люди...

— Нет, нет, мне никто не нужен. Я скоро вернусь. Ты спи, завтра тяжёлый день. — И Александр, стараясь не шуметь, вышел.

Александр вышел из дворца, оглянулся — не следит ли кто за ним, и пошёл по улице. Две фигуры в плащах, не замеченные им, двинулись вслед.

Александр кликнул фиакр, при свете фонаря посмотрел на письмо и сказал кучеру адрес. Фиакр тронулся. Одна из фигур побежала вслед, другая замахала рукой, подзывая второй фиакр.

Фиакр остановился. Александр вылез, расплатился, очевидно, более чем щедро, потому что возница долго смотрел ему вслед.

Александр подошёл к дому, посмотрел на номер и, толкнув калитку в воротах, вошёл во двор.

Остановился второй фиакр, из него выскочили двое, подбежали к кучеру первого фиакра, который стоял в ожидании пассажиров на углу, спросили что-то, тот показал на ворота, в которых скрылся Александр.

Один из филёров, отъехав в фиакре чуть вперёд, остановился. Другой стал в подворотне напротив. Он закутался было поплотнее в плащ, рассчитывая на долгое ожидание, как вдруг калитка стала дёргаться — кто-то явно пытался выйти на улицу и не мог. Первый филёр посмотрел на своего коллегу, но тот не видел его, а звать его он не решился, чтобы не обнаружить себя. Он подошёл к калитке, прислушался — кто-то с той стороны пытался открыть калитку, но она не поддавалась. Филёр подбежал к напарнику.

— Слушай, что делать? Кто-то пытается выйти и не может.

— Это, наверное, ваш император, наши все знают, что надо потянуть за кольцо, чтобы открылась калитка. Поди быстро открой.

— Я не могу, мне не велено попадаться на глаза, пойди ты, ты местный, он тебя никогда больше не увидит.

Второй филёр вылез из фиакра, подошёл к калитке, открыл её и вошёл во двор, словно ему туда и надо было. Увидев Александра, сказал ему: «Добрый вечер, месье» и пошёл дальше. Услыхав, как захлопнулась калитка, быстро побежал назад. Приоткрыв калитку, увидел, как Александр, снова справившись с письмом, зашёл в соседний дом — это была гостиница.

— Перепутал адрес, — сказал французский филёр своему русскому коллеге. — Хорошо, мы тут были, а то бы до утра там стоял. Или весь дом перебудил бы. Ну теперь, наверное, надолго, можно отдохнуть. — И он направился было снова к фиакру.

— А вдруг сразу обратно? Нет, я постою тут.

— Как же сразу? Небось к даме пожаловал.

— Не могу знать.

— Ну хочешь, я пойду узнаю у портье — к кому.

— Нет, этого никак нельзя. Это государственная тайна.

— Государственная? Ночью? Ночью все тайны частные.

— Это у частных лиц. А у Государя и ночью государственные.

— Так всё равно завтра наше ведомство будет всё знать.

— Ваше — пусть. А нам — никак нельзя.

Александр покрывал Катю поцелуями.

— Ты, ты... Не верю своим глазам, своим рукам... Я думал, всё это был сон — Бабигон и Зимний, и тебя никогда не было, только в сновидениях и в письмах... Катя, Катенька... Солнце моё... Последний месяц уж дни считал, а как приехал сюда — часы, а шёл к тебе — минуты. А теперь вот каждую секунду хочу растянуть в вечность... Иди ко мне, сними это...

— Нет, нет, Саша, погоди, там всё слышно. — Катя кивнула за стену.

— Пусть.

— Нет, нет, что ты, пусти, потом, после...

— Когда после, когда? Я ждал тебя полгода. Шесть месяцев, сто восемьдесят ночей, — говоря, Александр раздевал Катю. — Знаешь ли ты, что это такое — ожидание? Я не приблизился ни к одной женщине.

— Ты женат.

— Что с того? Я ж говорю — ни к одной.

— Я тоже ждала, столько же.

— Так иди же ко мне, — и он задул свечу.

Адлерберг постучал в апартаменты Шувалова. Тот открыл — заспанный, в халате.

— Пётр Андреевич, извини, что беспокою, но чрезвычайные обстоятельства... Его величество отправился гулять.

— Куда — в сад?

— Да нет, в город. Денег у меня попросил.

— В город? С кем?

— Один. Просил не сопровождать.

— И вы дали ему денег?

— Не мог же я отказать Государю.

— Сколько?

— Сто тысяч.

— Сто тысяч? Зачем ему столько? И куда он направился?

— Он сказал: пройтись.

— Куда? Зачем? — Шувалов наконец пришёл в себя после сна. — Ну да ладно, мои люди проследят, чтоб ничего не случилось. Да и французская полиция вся на ногах. Но всё же странно. Погулять перед сном и в саду можно было. А в город... Ночью... Да ещё с такими деньгами... Очень странно...

Уже начало светать, когда Александр вышел из гостиницы. Он поднял голову, увидел в окне Катю, послал ей воздушный поцелуй. Заметив в соседнем окне лицо Сильвии, учтиво ей поклонился. Потом оглянулся в поисках фиакра. Один стоял на углу.

Русский агент, заметив идущего к ним императора, толкнул спящего француза.

— Выходи, быстро.

— Что? — не сразу сообразил тот.

— Извините, — сказал подошедший Александр. — Я думал, свободно.

— Да, да, свободно, — сказал французский агент. — Мы уже приехали. — И он поспешно вылез из фиакра. За ним выскочил и его русский коллега, машинально сдёрнув с головы картуз.

Александр взглянул на картуз, усмехнулся, сказал ему:

— Ты бы, милейший, клеймо прятал, может, тогда за француза и сошёл бы, — и он легко вскочил в фиакр.

— Во дворец, — сказал французский агент кучеру и стал махать рукой кому-то в конце переулка. Оттуда выехали ещё два фиакра.

Шувалов и Адлерберг ходили из угла в угол по зале, иногда даже сталкиваясь. Шувалов поглядел на часы.