Морис Хьюлетт - Ричард Львиное Сердце

— Никогда не называй меня так! — остановил он ее. — Предоставь это Бертрану де Берну [7] Бертран де Борн (ок. 1140-1215) — знаменитый трубадур. Особенно славился своими политическими сервентами (т. е. произведениями придворного певца в пользу своего господина), отличавшимися такой заразительной отвагой, что современники приписывали их влиянию многие войны и междоусобия своего времени : дураку и дурацкие слова!

— О, если б я могла! Если б я могла! — думала Жанна и вздыхала.

На глазах ее выступали слезы при мысли, как она должна охладить его великодушные порывы и расстроить ее собственную славу. Но это все-таки не отклонило ее от дела, которое ей предстояло. А он, полный восторженного возбуждения, принялся петь песню юга; «Al'entrada del terns clair, eya!» [8] Эх, настанет погодушка!

В порыве сердечных ласк, когда волосы их сплетались, когда они приникали друг к другу, трудно было найти между ними большие несходства. Ее родной брат Евстахий меньше походил на Жанну по росту, сложению и золотистым волосам, нежели Ричард. Наружность Жанны вы уже знаете, но Ричарда — еще нет. Хотите знать телесные качества этого сына короля и наследника престола?

Коротко сказать, это был высокий молодой человек со свежим и спокойным лицом, с прямым носом, с голубыми глазами, сухощавый, гибкий, проворный. Он был одновременно смел и осторожен, горяч и холоден, как лед, — такое же странное соединение, как эта смесь в нем свойств нормандского пса и анжуйской кошки. Он не подкрадывался исподтишка, но всегда, казалось, был готов к смелому прыжку. Не дикий от природы, он был способен на дикие поступки; не жестокий, он быстро отвечал на оскорбление и не упускал к тому случая. Он был не мошенник и не сумасшедший, но в нем была хитрость первого и отчаянность второго, если только это возможно. Велика была его надменность, но улыбка скрывала ее, больше всего проглядывала она в его полусонном взгляде. Пороков у него было много, слабостей — только две: он слишком полагался на свою силу и презирал всех. Не то, чтобы он считал всех подлыми рабами: он просто был уверен, что все люди — дураки. Конечно, большая часть их были дураки, но не все.

На первый взгляд Ричард вызывал восхищение: высокий рост, чудный цвет лица, рыжевато-золотистые волосы, остроконечная бородка, придававшая подбородку кошачье выражение, сжатый рот и холодный сосредоточенный взгляд, гордо поднятая голова и шея, мягкие движения все в нем напоминало леопарда, но леопарда, когда он охотится. Он каждую минуту был готов ударить врага, но зато готов был и каждую минуту менять свои намерения. Таков был граф Ричард Да и Нет, которого любили все женщины, но очень немногие мужчины: мужчины ищут прежде всего доверия, а уж потом — любви; Ричард же ни одной живой душе не доверялся, считая, что никто не достоин его доверия. Женщины более великодушны: они отдаются, не требуя взаимного доверия.

Так было и с Жанной Сен-Поль, девушкой двадцати двух лет, когда Ричарду было тридцать два. Хорошего происхождения, хорошо сложенная, хорошо воспитанная, она была желанная невеста для всех своих пэров [9] От лат. pares — равные. Так назывались в начале средних веков все вассалы по отношению к своему сюзерену, который по закону считался лишь «первым среди равных» . Она допустила похитить свое сердце и готовилась теперь сама заживо вырвать его из груди ради того, кто им завладел: она решилась умертвить свою любовь! Жанна была творением его любви: он пересоздал ее тело и душу. Бог дал ей роскошное тело, Ричард придал ему пылкость. Бог создал ее душу прекрасной обителью, любовь Ричарда наполнила ее светом, цветами, всем искусным убором.

Именно он, ее Ричард, научил ее держать себя по-царски — она отлично знала это. Знала она также, что у нее хватит силы воли отказать ему: ведь от пего же она набралась смелости отдаться ему всей душой. Слишком молодой бросил ее рок в объятия самого славного из принцев. На этом брат ее, граф Эд, строил воздушные замки, теперь же она их разрушит. Ее младший брат, Евстахий, любит блестящего графа Ричарда; она и ему нанесет удар. А что будет тогда с ней самой? Прости ей. Господи! Об этом, кажется, она совсем не думала. Необходимо было спасти его честь. А сторожевые огни на севере напоминали ей, что час настал: старый король пришел со своим войском «загнать сына в .постель». Ричард должен идти к нему, а она, Жанна, сама должна просватать своего милого за другую. Он, сын короля, наследник, обязан вернуться к королю-отцу, да и сам Ричард знал, что ему неизбежно придется возвратиться. Еще два дня безумных наслаждений, две ночи горьких страданий и выслушивания жалобной мольбы Жанны, которая даже похудела и побледнела! И это благодаря ему…

Прошлой ночью он сказал ей;

— Когда я в первый раз тебя увидел, моя Царица Снегов, на местах в Везелэ, в ту минуту, когда рыцари мчались во всеобщей схватке [10] Древнейшая форма рыцарских состязаний , зеленый блеск твоих очей ранил меня, и я воскликнул: «Она — или никто!»

Жанна опустила голову, а он продолжал;

— Когда там венчали тебя королевой, потому что ты держалась так спокойно и величаво, так безмятежно подымала свое ясное лицо; когда твой рукав опустился в мой шлем [11] Турнир начинался с того, что глашатай выкрикивал имена бойцов, подбодрял их сам и особенно побуждал к тому дам: красавицы кидали своим рыцарям ленты, шнурки, рукава, которые воздыхатели прицепляли к своим копьям , а мое сердце пало ниц к ногам твоим; когда рыцари, склонившиеся под моим копьем, были посланы преклонить пред тобой колени — что заставило тогда твое лицо вдруг запылать, а глаза так ярко заблестеть?

Она скрыла от него свое лицо.

— Поклонение рыцарей? Любовь ко мне? — воскликнул он и продолжал. — О, Жанна Чудный Пояс! Когда я увел тебя с лугов Жизора, когда научил тебя любить и из твоих юных уст узнал, что такое любовь, — тогда только я сделался человеком. Теперь ты просишь, чтоб я стал собакой?

И он опять поклялся, что не покинет ее никогда. Страдая всей душой, она все-таки гордо улыбнулась:

— Нет, повелитель мой! Раз проснулся в тебе человек, ты никогда не перестанешь быть им. Ты отправишься туда, потому что ты — сын короля, а я буду молиться о новом короле.

Так она возражала ему, а он судорожно рыдал, прильнув лицом к ее коленям. Она уж не плакала. С сухими глазами целовала она его, с сухими губами пошла спать.

«На этот раз он сказал Да, — поясняет нам аббат Мило. — Но лишь гораздо позднее узнал я, какой ценой ей это досталось».

На другое утро он уехал. Она смотрела ему вслед.

Для пустяков всегда найдется досуг, а наши мудрецы бросают и нужное дело, когда оно надоест им.