Михаил Казовский - Тайна крепостного художника

Старшая Новосильцева вздохнула:

— Хорошо, попробуем… Все же грустно, что от вас не дождались помощи.

— Я бы с удовольствием, — отозвался Конон. — Но не в силах, правда. Не ругайте меня, пожалуйста, и войдите в положение. Человек ограничен в своих возможностях — взглядами, принципами, предрассудками, наконец. Все, что мог для Сашатки и для вас сделать, видит бог, я сделал.

— И на том спасибо.

Возвращались из Маковища в задумчивости. Софья на коленях держала картину, упакованную в домотканый холст.

— Как же упросить Милюкова-старшего? — посмотрел на нее Сашатка.

— Я ума не приложу.

— Денег дать, — посоветовал Вася.

— Не возьмет, — возразила Екатерина. — Знаю этаких стариков-упрямцев — сделаны из другого теста. Нынешний за деньги мать родную продаст, а былые — нет. Умирать будут — а своих позиций не поменяют.

— Что же делать, Екатерина Владимировна?

— Будем смотреть по обстоятельствам. Завтра навестим Николая Петровича и на месте уже решим.

— Ой, боюсь, ничего-то у нас не выйдет.

— Ладно, не грусти раньше времени.

Мальчики снова отпросились у дам переночевать в доме у Сорокина и простились с сестрами до утра. А Катюха, выслушав Васю и Сашатку, с ходу предложила:

— Надо попросить помощи у камня-следовика.

— Что еще за камень такой? — удивился Антонов.

Девочка пояснила:

— В храме нашем Покрова Пресвятой Богородицы есть икона Святителя Николая Чудотворца. На Николу Вешнего — это в день девятого мая — совершается крестный ход в Деревяниху. Путь не близкий, двадцать верст примерно. Там стоит валун, на котором след оставил Николай Чудотворец. Если приложить к следу руку и желание загадать, непременно оно исполнится.

— Ты уже желала о чем-то? — продолжал расспрашивать Вася.

— Да, желала. В этом мае желала, чтоб Сашатка приехал в гости — видишь, и сбылось.

— Врешь ты все, — не поверил он.

— Вот те крест!

В этот день идти было поздновато — можно не обернуться до темноты, и уговорились на завтра, после визита в Островки к старшему Милюкову.

Как всегда, за утренним кофе Николай Петрович слушал доклады управляющего. Вроде безразлично спросил:

— Ну а что там эти… гости из Москвы? Для чего приехали? Только ли купить картины Сороки?

— Вероятно, да. Братец ваш продал им картину за триста Рублев. Говорит, что продешевил, но не слишком сетует. Триста тоже, поди, на дороге не валяются. А сынок ваш, Конон Николаевич, так и вовсе подарил задарма.

— Вот лопух! — выругался папенька.

— Чистая душа! По-иному не скажешь… Но одно примечательно, ваша милость: разговор у них шел об наследстве вашего батюшки.

Милюков-старший посмотрел на него с тревогой:

— То есть как? Это почему?

— Не могу знать. Только ведаю от надежного человека. А ему говорила Фроська, дворовая девка ихняя, что таскала блюда с кухни до стола. Дескать, есть в Твери некий душеприказчик, что имеет копию завещания нашего Петра Ивановича покойного, царствие ему небесное. Хоть само завещаньице-то сгорело.

— Знаю, что сгорело, как не знать, — проворчал Николай Петрович. — Получается, сняли копию… Вот мерзавцы! Никому ничего доверить нельзя. Подлецы, хитрованы. Так и норовят объегорить. Платишь им деньги — заверяют, что все исполнено. А откуда ни возьмись — копия… — Поднял на него взволнованные глаза. — Ехать надо в Тверь, без задержек ехать…

— Полно, как же ехать, ваша милость? Ось коляски сломана, только нынче в кузню повезли.

Барин закричал на визгливой ноте:

— Стало быть, исправить немедля! К десяти часам чтоб готово было. В десять еду.

— Что ж самим-то ехать, Николай Петрович? Может быть, пошлем надежного человека? С этим душеприказчиком нечего точить лясы. Порешить по-тихому — и концы в воду.

— Цыц, болван! Ты меня научишь… не хватало еще один грех брать на душу… Нет, договорюсь по-хорошему.

— Ну, как знаете, дело ваше. Я-то что? Предложил — и забыл…

— Да, забудь, голубчик. И вели скорее чинить коляску.

Словом, когда около полудня Новосильцевы с мальчиками появились в Островках, управляющий встретил их неожиданной новостью:

— Барина-то нашего нетути.

— То есть как это «нетути»? — удивилась Софья. — Где же он?

— Сутрева в Тверь уехамши по делам.

— Вот те раз. Мы же посылали ему записку и предупредили, он ответил согласием…

— Значится, дела обнаружились неотложные.

— А когда вернется?

— Не имею понятиев. Никаких распоряжениев не оставили-с.

— Что за срочность вышла? Странно, странно…

Управляющий поклонился с масляной улыбкой:

— Вы уж не серчайте на него, ваша милость. Бог даст, приедут через день-другой, и тогда назначите новое свидание.

— Это вряд ли. Мы ведь собираемся завтра уезжать.

— А чего ж так скоро? Не успели приехать, и уже назад? А Сашатка-то, поди, по родным соскучился. Отрывать его от родительницы тоже раньше времени грех…

Посмотрев на его довольное, хитрое лицо, Софья рявкнула:

— Не твое дело. Передай Николаю Петровичу, что своим поступком он обидел нас. Хоть бы написал. Некрасиво эдак.

Управляющий снова поклонился:

— Не серчайте, барыня, не со зла он, а по важной необходимости.

— Будь здоров, любезный.

— Да и вам не хворать, ваша милость…

Проводил взглядом их коляску и проговорил сквозь зубы:

— Не мое, вишь, дело… А твое дело — по чужим завещаниям рыскать? Дуй давай отседова подобру-поздорову!

На обратном пути в Покровскую дамы обменялись соображениями.

— Что-то здесь нечисто, — заявила Екатерина. — Что-то он темнит.

— Думаешь, старший Милюков дома на самом деле, но сказался в отъезде?

— Нет, не думаю. Помнишь, мы, когда ехали поутру в Покровскую, вывозили из кузни барскую коляску? Видимо, на ней и отбыл.

— Но зачем так поспешно?

Заглянув ей в глаза, младшая спросила:

— Завещание?

— Не исключено…

— Конон предупредил отца?

— Это вряд ли. Впрочем, всякое может статься… Главное, не как, а что. Что в этом завещании? Отчего его так скрывают? Да еще и оригинал спалили…

— Полагаешь, намеренно?

— Я теперь всякое готова подозревать.

После паузы Вася произнес:

— Тут подозревать нечего: ясно как божий день.

— Что же тебе ясно? — обратили на него взоры сестры.

— В завещании сказано нечто про Сороку. Про его родство с Милюковыми. А они решили это дело замять. И поджог устроили. И вообче. А Григорий на них обиделся через это и полез в петлю.

Софья улыбнулась:

— Вот насочинял! Прямо в духе Эдгара По.

— Нет, ну правда? — вскинул брови Антонов. — Разве не логично?

— Очень даже логично. Только не имеем никаких доказательств.

— Надо ехать в Тверь к этому душеприказчику. Заплатить ему…

— Я боюсь, мы с душеприказчиком уже опоздали. Милюков, скорее всего, именно к нему поскакал.