Олег Фурсин - Барнаша

Избавившись от желания богатства, денег, почестей, пусть стремятся к духовному совершенству, к добродетели и — насытятся. Радость не в земных желаниях, «блаженны алчущие и жаждущие…» но чего? — молодец, Иисус! — правды, а правда для них — только в Боге. Прекрасно!

Ставши «добрыми и милостивыми», будут помилованы. Не в этой жизни, где такое видано. Им ведь обещано Царствие Божие. Им открыта бессрочная ссуда, они богачи уже сегодня: следует в это только поверить, а что ещё остаётся бедным людям? Выбор есть только у богатых… А бедным — Царствие Небесное! Это возвысит их над сегодняшней бедностью. Кто-то из них, уверовав всерьёз, пожалуй, начнёт посматривать на богачей с некоторым превосходством. И утешится этим своим превосходством. И не поднимет меча, а порой даже и голоса, когда наступят на горло. Будет тщательно лелеять своё воображаемое (или истинное, кто знает?) превосходство, и пойдёт с ним на смерть. Это глупо, но красиво. А всё красивое влечет людей к себе, иногда просто завораживает. Ему ли это не знать, он видел их лица в храмах.

Понтий, ты и твои покровители мне бесконечно задолжали — не откупитесь! Я нашёл! Фундамент нужных вам добродетелей: смирение, очищение совести, кротость. И это мне подарок за достойный выбор. Я знал, что Иисус — алмаз, с того мгновения, когда заглянул в эти глаза и коснулся рукой руки… Я настоял на этом выборе, вы колебались. Сегодня алмаз получил тончайшую огранку, и перед вами — бриллиант чистейшей воды.

Правда, сей кроткий Сын Божий не всегда управляем. Влепил же пощечину ему, Ормусу! Не побоялся, кроткий, не пожалел наставника, официального служителя культа. «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Значит, молитвы в потайной комнате, далеко от посредников-жрецов, великолепия и величия Наших храмов, наедине с Богом. Мы, значит, и не нужны… Это мы ещё посмотрим, поглядим. Они соберутся во имя твоё в храмах, это я тебе обещаю, Иисус. И не только потому, что мы позовём, а мы и позовем, и заставим… Придут сами. Придут, ибо для большинства из них блаженство по твоим заповедям недоступно, и совесть уверовавших запросит покаяния. Есть длинная и трудная дорога к покаянию, да не все по ней пойдут. Как всегда, предпочтут откупиться. И придут не к кому-нибудь, а к нам, встанут за нашими спинами у жертвенников и принесут жертву. Мы споём в твою честь, и я верну тебе твою пощечину. А эти слова твои выкорчёвывать из памяти у слышавших не будем. Чем больше человек молится, тем дольше он пребывает в общении с Богом. Это всегда хорошо.

Нетерпимость умаляет священный сосуд сердца. Нетерпимость к чужой вере ужасна вдвойне: она стремится убить в другой душе Бога, который, может быть, лучше, терпимей, человечней, чем твой. А на самом деле Един, многолик лишь потому, что ты сам наделил его своими чертами — присущими народу, в среде которого родился и рос. И, однако, я знаю точно — заповедь о сострадании к иноверцам не останется в памяти. Нет ничего хуже в человеке, чем это стремление к самости. Не только я, но и мой Бог — и он лучше. Прими его, идущего с огнём и мечом, ибо он сильнее, и ты покорён. О, Иисус, они прольют реки крови твоим именем, я это предвижу. Какая насмешка судьбы, сколько страданий во имя тебя, человека с нежным и сострадательным сердцем. Мне жаль, пожалуй, искренне жаль, я почти привязался к тебе, ты — и моё творение тоже, пожалуй, ничего чище и возвышеннее я уже создать не смогу. Но людей я знаю лучше. Я — сын человеческий, а ты-то и впрямь Божий… Впрочем, кому много дано, с того много и спросится.

Любите врагов ваших. Немыслимо! Не будь я Ормусом, египетским жрецом, человеком не страстей, а дела — я бы заплакал, наверное. Я мало знаю тех, кто и ближних любит. Сам я не способен возлюбить врага, знаю точно. Может, когда увижу его мёртвым, и то потому, что так спокойней. Но когда он сказал: «А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас и благотворите ненавидящим вас, и молитесь за обижающих вас и гонящих вас», даже я почувствовал трепет. Я не из тех, кто последует Иисусу, вот уж что истинно так. Но если я был тронут, что чувствовали его ученики? Особенно эти, «чистые сердцем», из простачков. На Симона-Кифу жаль было смотреть, так растерялся бедняга. Римская статуя Изумления, да и только. Впрочем, Фома не прост, а в глазах были слёзы, на лице восторг. Никакие чудеса, которые мы творили на пару с Иисусом, не поражали их так — в самое сердце, нет, в душу! Кое-что из подобных чудес они видели и ранее — бродячие фокусники Востока, многие родом из Египта, научили их не слишком восторгаться. Да и чудо только тогда чудо, когда произошло с тобой или с ближним, беды которого ты знаешь, как свои. В остальных случаях остаётся сомнение в реальности происшедшего. Мало ли что там было, а может, и болезни-то не было, опять обманули! А вот этивыстраданные слова — истинное чудо. Они и во сне не могли себе представить, ведомые мстительным Богом, что можно подставить вторую щёку под удар, и отдать свою последнюю рубашку первому, кто спросит.

Трудно представить себе подобное совершенство — человека, принявшего заветы Иисуса и живущего по ним. И ведь умница, не стал никого привлекать силой. Поманил их высотой. Будил в них лучшее, что есть — обращался к Богу в человеке. Мало того, что призывал к непротивлению, он объяснил неотвратимость добровольной сдачи. О римляне, позвавшие меня на помощь! Восславьте Ормуса-провидца, Ормуса-гения, ибо сегодня вы получили то, чего жаждали ваши души. Вы получили Основателя имперской религии. Она вырвет любое орудие из рук восставшего раба, она научит покоряться вам добровольно и с радостным чувством исполняемого долга. У меня ещё много дел в этой стране, но миссия моя практически выполнена. Я утвердил всё на камне, на твёрдой скале, никаких размытых песками развалин я, Ормус, жрец Атона, не допускаю!

Кинерет [271]— область изумительной природы и красоты. Тучная земля, восприимчивая ко всякого рода растительности, где рядом процветают ореховые деревья, нуждающиеся в большой прохладе, и пальмы, встречающиеся только в жарких странах, а с последними соседствуют фиговые и масличные деревья, требующие более умеренного климата. Чудная борьба времён года, каждое из которых стремится господствовать в этой местности; благодаря последнему обстоятельству почва приносит самые разные дары не только раз в году, но и в течение всего года беспрерывно. Благороднейшие плоды, виноград и фиги, эта земля родит девять месяцев в году кряду. Великолепно Генисаретское озеро, с чистой и прозрачной водой, окаймлённое песчаными берегами. Вода его прохладна, мягче речной или ключевой, пригодна для питья. Озеро необычайно богато разного рода рыбой, которая по виду своему и вкусу выгодно отличается от рыб других вод…