Олег Фурсин - Калигула

— И что? Вам же хуже, если намокнет. Ну, как полезете целовать! — ответил эдилу на невысказанный вопрос…

А дальше ничего особенного, только мокро да грязно Веспасиану. Но не намного выше колена вода, и камня на долю эдила не нашлось. Пусть Флавия и змея, и ворона она непрестанно каркающая, вот кто! Но крепко просит она за мужа в храме женской Фортуны! Взял Тит Флавий Веспасиан коней под уздцы. И пошел между холмами по луже. Не споткнулись кони. И вывел эсседий на сушу Тит, будь проклята лужа, и непогода, и дожди! И Флавия с ними!

Не нашел император эдилу дела в Байях. Молча дверь повозки закрыл. Ноги взвалил на сиденье, где Веспасиану довелось жизнь свою оплакать. Чтобы не замочить обувь и одеяния свои, как пришлось Веспасиану…

Вознице крикнул император:

— Трогай!

И понесся эсседий по загородной дороге. Остался Веспасиан на ней. Прокатили мимо него остальные повозки. Ковиний, еще два эсседия, каррука. В них — смеющиеся лица, руки, вздетые в насмешливых жестах! И никто ведь к себе не пригласил, достало Веспасиану и прежней чести, не все с императорами ему кататься, хватит! А в город обратно через ту лужу идти. И ногу расшиб Тит, споткнулся-таки о камень. Обидно до слез. Хорошо, что ликторов не взял с собою. То-то потешились бы. Разговоров и без того будет!

Калигула же, возвратившийся в Рим через несколько дней, проехал по той же, но ровной и гладкой дороге. Не хуже Аппиевой. Без следов лужи. Улыбался император на въезде в город. И ночь бессонная, кошмары мучили, и голова болит. А настроение отчего-то приподнятое. Нет-нет, да улыбнется Калигула…

Повезло Веспасиану. Получил небольшой урок, всего лишь. И, став претором, радел о величии Рима не за страх, а за совесть. Самолично обходил улицы Рима, каждую улицу узнал «в лицо», о каждой пекся ничуть не меньше, чем о собственных крикливых отпрысках, которых стала рожать ему Флавия. Когда пришла в сенат весть о заговоре родных императора, предложил Тит крючьями стащить виновных к Тибру, оставить без погребения. И была в нем убежденность безграничная, что прав он в своем негодовании. Что такого, как Калигула, нет, и не будет императора в Риме. Императора, который и одной лужи не спустит магистратам. А что? Разве это плохо? Это не правильно?

Только не каждый носил в сердце своем такую убежденность. Больше было тех, кто ненавидел императора и боялся. Зло, причиненное императором, возводил в ранг бесконечности. Собственные глупость, беспринципность, жестокость почитал пустяками, не стоящими внимания.

Луций Кассий Лонгин был в их числе.

Довелось Луцию Кассию быть консулом. Еще до прихода Калигулы к власти. А почему бы и не стать консулом представителю древнего рода Кассиев [268] Кассии (лат. Cassii) — древний патрицианский род в Риме, впоследствии стал плебейским. Первым известным Кассием был Спурий Кассий Вецеллин — трижды становился консулом, в его честь было устроено два триумфа. Спурий Кассий заслужил любовь римского плебса своими попытками запретить во время голода повышение цен на хлеб. Когда он предложил предоставить плебеям доступ к общественным землям на тех же условиях, что и патрициям, сенат, хоть и принял его аграрные законы, но решил не приводить их в исполнение. Когда закончился его консульский срок, его обвинили в желании заполучить царскую власть, и он был казнен. Как повествует предание, патриции из уважения к древности и знатности рода Кассиев предоставили право исполнения приговора отцу Спурия Кассия, который, будто бы убедившись в справедливости предъявленных сыну обвинений, убил его собственной рукой. И хотя сам он был патрицием, род его с тех пор стал считаться плебейским. Впрочем, ветвь рода, Кассии Лонгины (к которой относился Луций Кассий Лонгин), могла оставаться патрицианской или обрести эту счастливую привилегию за заслуги. . Они верно республике служили, еще в те времена, когда Рим был и впрямь «общим делом» [269] « Res publica », респу́блика (лат. res publica, «общее дело») — форма государственного правления, при которой высшие органы государственной власти либо избираются, либо формируются общенациональными представительными учреждениями, а граждане обладают личными и политическими правами. Важнейшей чертой республики как формы правления является выборность главы государства, исключающая наследственный или иной невыборный способ передачи власти. . Немало насолили Кассии нынешним цезарям. Вот Луций Кассий, например, был правнуком младшего брата Гая Кассия, убийцы Цезаря. Числить в роду своем человека, который решил судьбу отечества ударом меча, это вам не шутки! Это обязывает.

Так считал Луций Кассий Лонгин. Правда, сам он мечом владел не очень. Говорят, свойственна ему была обходительность. А вот решительностью он не отличался. Знал за собой эту слабость Луций. И пытался бороться. Вот, например, в бытность свою консулом, Луций Кассий поддерживал Сеяна. И как поддерживал! Это он предложил в сенате казнить Друза Цезаря. По его обвинению был вынесен сенаторами приговор о взятии под стражу Друза Цезаря…

Двадцать пять было Друзу Цезарю, когда он умер.

Но умер до того и Сеян, бывший покровителем Кассия. Ветер переменился, так бывает.

И вот уже Луций Кассий Лонгин, «решительный» молодой человек, внес новое предложение в сенат. О проклятии памяти Ливиллы, отравившей своего мужа. Ливилла была подругой Сеяна, и в угоду любовнику отравила сына императора. Луций Кассий Лонгин предпочел быстро забыть о дружбе. О том, что в доме Сеяна не раз воспевал прелести и нрав отравительницы. Проклятие бесстыдной! Всеобщее презрение негодной!

Представился случай выгодно жениться. Друзилла, сестра погибшего и по его вине, в частности, Друза Цезаря, племянница осужденной всеми отравительницы Ливиллы, дочь проклинаемой вслух изменницы Агриппины, была женой Луция. Обходителен был сенатор. Прекрасно удавалось ему обходить все препоны, воздвигаемые совестью…

Но обошел его на повороте Калигула, как обходил соперников на цирковой арене. Там, в цирке, благодаря Быстроногому, любимому коню. Здесь, в каждодневной жизни, благодаря тому, что обходительностью император не отличался. Зато решительностью обладал немалой. Куда там Лонгину!

— Ты дашь ей развод, — сказал блистательный брат, едва вкусивший власти. — И близко к ней не подходи. Если хоть раз увидят тебя на расстоянии двадцати, нет, ста шагов от сестры…

Было в лице принцепса нечто такое, что можно было и не договаривать. И без того позеленел от ужаса Луций Кассий.

Вот и все, в чем повинен был Калигула перед патрицием. В том, что развел его с Друзиллой. По правде говоря, не самое страшное наказание. Человеку, оговорившему брата. Подвергшему посмертному проклятию тетку…