Олег Фурсин - Калигула

Порциуса любят и балуют. Но и посмеиваются, пошучивают над ним тоже. Он мало понимает насмешки. Зато донельзя любит полбу. Любимая шутка легионеров: попытка отнять полбу у Порциуса. Рыжий Руфус, любимец императора, именно этим и занят в это мгновение.

— Порциус, у меня есть приказ цезаря для тебя, а приказы цезаря не обсуждают, ты понимаешь. Кашу отдаешь мне. У тебя дело важное: кентурион тебя ждет. Обрядят тебя, милый, в калиги, получишь балтеус — и вперед! Нам каждый важен, ты бриттов видел, видел, какие важные они да синие. Нам бриттов воевать, Порциус, готовься, а кашу отдай!

Порциус в страшной растерянности. Он бы и хотел получить балтеус. И калиги! Только как же каша? Дурачок бормочет, вызывая улыбки и смех легионеров:

— Не дам полбу! Порциус голодный! Руфус плохой!

Боясь того, что кашу все-таки отнимут, он начинает ее есть, хватая пальцами, роняя. Глаза его вытаращены, руки дрожат. Он весь вымазан кашей, давится, глотая через силу. Взрывы хохота легионеров, выкрики: «отдай», «дай я доем, Порциус, оставь хоть глоточек!» пугают его еще больше. И он отворачивается от них, убегает…

На ходу он видит свое спасение, надежду свою. По берегу моря, сверкая белизной одежд, идет цезарь в окружении своих телохранителей-германцев. Порциус плачет от облегчения, Порциус бежит к морю, прижимая к груди полбу. И кричит громко, навзрыд:

— Калигула! Калигула!

Никто не зовет так цезаря; очень давно никто не зовет. В официальной титулатуре разве принято называть властителя мира «сапожком»? Или, может, сенаторы, льстиво кланяясь, назовут так своего государя? Или легионеры осмелятся сказать: «привет тебе, Сапожок»?

Так звали его в детстве. Так могла пошутить Агриппина. Так могла назвать его Друзилла в минуту нежности. Так звал его отец, среди многих других забот не забывавший о маленьких ножках сына, для которых нужно изготовить обувь солдатского образца…

Руки цезаря ложится на голову дурачка. Он прижимает Порциуса к себе, утешая.

— Полно, глупый, не плачь. Опять, наверное, полбу отнимали? Вот я им задам!

— Руфус, рыжий, полбу отнимает. Ты самый важный, Калигула? Ты самый главный? — с надеждой засматривает Порциус в лицо императора.

— Наверное, да, дурачок, — с грустью отвечает цезарь.

— Полбу не дам! — обратившись в сторону берега, где встали, приветствуя цезаря, легионеры, кричит Порциус. Калигула сам даст мне балтеус. И калиги тоже. Он самый главный!

Цезарь с Клавдием, в окружении дюжих германцев, следуют дальше по берегу. Утешенный дурачок, присевши возле моря, жадно доедает кашу. Калигула главный. По его приказу дадут полбы еще…

Труден разговор, что продолжают вести племянник с дядей.

— Я должен передать тебе то, что было сказано Тенью: возвращайся! Только твое присутствие в Риме может успокоить и эти буйные головы, и опровергнуть эти старческие сетования на власть, якобы пошатнувшуюся в твое отсутствие… Яви им власть высшую, пусть увидят тебя, пусть убедятся, что ты жив. Все остальное — подождет…

— Я-то вернусь, дядя, — слышен ответ. — Я вернусь, коль скоро в этом мой долг. Но только я не знаю, чем это поможет. Я давал им денег. Я устраивал для них зрелища, раздавал хлеб. Я строил дворцы и храмы, я обустроил дороги. Я украшал улицы и здания статуями. Я вернул людям свободу встреч и рассуждений. Я возвратил им вычеркнутые из жизни имена. Я разрешил рабу принести в суд жалобу на хозяина, а судье быть независимым в своем решении. Я предложил им самим выбирать себе магистратов. Я даже ушел воевать ради них.

Клавдий молчит. Когда больной, усталый, вконец издерганный человек излагает горькие истины, жалуясь, что можно сказать в ответ? Прижать его к сердцу, как сам он прижимал дурачка, утешить простыми словами: «ничего, милый, все обойдется, я разрешу все твои незадачи!»? Может, так было бы лучше всего, но когда человек этот — государь обитаемого мира, попробуй, заключи его в объятия да утешь. Разве это возможно?

— Помнишь, мы с тобой растворяли в уксусе жемчужину? По примеру Клеопатры. [357] Клеопа́тра VII Филопа́тор (др. — греч. Κλεοπάτρα Φιλοπάτωρ; 69–30 гг. до н. э.) — последняя царица эллинистического Египта из македонской династии Птолемеев (Лагидов). Существует легенда о Клеопатре и жемчужине и множество ее вариантов; вот один из них. Однажды египетская царица заключила пари с со своим возлюбленным Антонием, римским политиком и полководцем, что превзойдет его в роскоши пиршеств, потратив на один пир огромную сумму — 10 000 000 сестерциев. В назначенный день по приказу царицы были накрыты столы, однако Антоний не обнаружил каких либо особенных угощений и изысков. Когда пришло время подавать вторые блюда, перед Клеопатрой поставили только чашу с таким крепким уксусом, в котором растворяется жемчуг (по другой версии — с вином). Владычица Египта носила серьги с двумя самыми крупными в мире жемчужинами, добытыми некогда в Индийском океане. Одну из них она сняла и бросила в чашу. Жемчуг растворился, и Клеопатра выпила драгоценный напиток. Она хотела также поступить и с другой жемчужиной, однако, третейский судья остановил состязание в роскоши, признав её победительницей. Интересно же, где правда, где ложь. Похоже, легенды растворяются в воображении слушателей скорее, чем жемчужина в уксусе. И что потом говорили, дядя, помнишь? Что я расточитель, поглощающий жемчужины горстями.

Был такой случай. И впрямь был. И впрямь сплетничают, до сей поры. Трудно не улыбнуться.

— Да, с уксусом и жемчужинами смешно. А вот когда ты собираешь корабли, судно за судном, готовясь к переправе, к сражению, к крови и смерти… А сенаторы болтают, что ты, безумец, собираешь раковины [358] В феврале-марте 40 года Калигула стал готовиться к походу в Британию. По различным оценкам, было собрано от 200 до 250 тыс. солдат. Однако войска, по трактовке Светония, достигнув побережья Ла-Манша, встали. Осадные и метательные машины были установлены вдоль берега, а Калигула почему-то приказал легионерам собирать в свои шлемы и туники раковины и ракушки как «дар океана». Эта версия не выдерживает серьезной критики, т. к. слово concha, которое Калигула якобы использовал в приказе собирать ракушки, обозначало на самом деле «судно» — следовало собирать небольшие лёгкие судна, из чего предполагается, что войска должны были приготовиться к переправе. А осадные и метательные машины, расставленные вдоль берега, были на самом деле корабельными; на начальном этапе военной кампании предназначались для отражения нападения морских судов бриттов. Косвенно версию укрепляют утверждением Светония (Cal., 47). на берегу как великую драгоценность! Дядя, это вовсе не смешно, поверь!

Клавдий действительно вновь позволил себе улыбку, о которой и пожалел тут же. Эту новую сплетню он сам же Калигуле и привез. В числе прочих, куда более важных новостей. Он не подозревал, что она так ранит душу племянника, пожалуй, промолчал бы тогда. Видно, так много у Калигулы обиды и горечи на душе, что и капля лишняя переполняет чашу…