Любовь Русева - Петр, но не Первый

Петр проявлял склонность к искусству: любил музыку, живопись и кукольный театр. Особенное пристрастие он питал к скрипке и на придворных концертах часто играл партию первой скрипки.

В записках Штелина дается подробная характеристика Петра. «От природы судил довольно хорошо, но привязанность к чувственным удовольствиям более расстраивала, чем развивала его суждения, и потому он не любил глубокого размышления. Охотно читал описания путешествий и военные книги».

Любя до самозабвения военное искусство, Петр, как ни странно, был труслив: боялся грозы, стрельбы и охоты. На словах не страшился смерти, но на самом деле боялся всякой опасности, его «нельзя было принудить подойти ближе других к медведю, лежащему на цепи, которому каждый без опаски давал из рук хлеба…».

1745 год был полон знаменательных событий. Наконец-то Петру удалось избавиться от ненавистного Брюммера. Между деспотичным наставником и его подопечным все еще происходили бурные стычки. Как-то в Петергофе обер-гофмейстер накинулся на великого князя с кулаками. Штелин бросился между ними, приняв удар на себя.

— Эта ваша выходка должна быть последней! — крикнул в ярости Петр. — В первый раз, как только вы, Брюммер, осмелитесь поднять на меня руку, я проколю вас вот этой шпагой.

Спустя несколько недель после этой сцены в Петергоф прибыл императорский посланник барон Герсдорф и представил диплом, объявляющий великого князя, как совершеннолетнего, герцогом Голштинским. Петр на радостях громко прочитал диплом Брюммеру и Берхгольцу.

— Вот, господа, наконец исполнилось то, чего я давно желал: я владетельный герцог — ваш государь! Теперь моя очередь повелевать. Прощайте! Вы мне более не нужны, и я постараюсь возвратить вас в Голштинию!

В этом же году великий князь женился, и императрица подарила ему Ораниенбаум, который отныне становится его резиденцией. Здесь-то и проявилась в полной мере страсть Петра к военному искусству. Он выстроил крепость, учредил арсенал, основой которого стал купленный у Брюммера превосходный оружейный зал, организовал роты из придворных кавалеров и прислуги. Сам стал капитаном, а князя Репнина назначил своим адъютантом. Ежедневно с четырех часов до поздней ночи проводились учения, маршировки, маневры. По вечерам и утрам с вала крепости производилась стрельба.

Елизавета долго считала племянника несовершеннолетним. Только через несколько лет после бракосочетания она серьезно обратила внимание на ребячества Петра. Кроме духа противоречия, в нем сидел еще более беспокойный дух озорства. Великого князя постоянно подмывало выкинуть какое-нибудь коленце и похохотать, и он не стеснялся ни местом, ни временем, ни лицом.

Во многом Петр останется ребенком до самой смерти. Он отличался чрезмерной болтливостью, от которой его безуспешно пытались отучить. Выговаривала ему Елизавета и за жестокость по отношению к окружающим, за «нечувствительность к несчастию людей и мучениям животных». У великого князя проявлялась наклонность к садизму. Вероятно, причиной этому (кроме воспитания в Киле) была его импотенция. «Великий князь был неспособен иметь детей от препятствия, устраняемого у восточных народов обрезанием, но которое он считал неизлечимым», — сообщал в Версаль французский резидент при русском дворе де Шампо.

Императрица, женив племянника, не удосужилась освидетельствовать его по медицинской части. Год за годом проходят, а детей нет. Она обвиняет в «бесплодии» Екатерину. Восемь лет великая княгиня была молчаливым свидетелем бессилия мужа, что отразилось на их взаимоотношениях. Наконец догадались подвергнуть медицинскому исследованию не только Екатерину, но и Петра. Узнав заключение медиков, Елизавета Петровна поражена и принимает поистине соломоново решение.

Чтобы обеспечить трон наследником, императрица решается на операцию Петра и… — подбирает любовника для его жены. Расхлебывать пришлось Екатерине. Не подозревая, что кроется за настойчивым ухаживанием Салтыкова, и не зная истинную цену его признаниям, она страстно полюбила молодого красавца. К этому времени Петр перенес операцию и стал полноценным. Именно Салтыков уговаривает великого князя выполнить супружеский долг по отношению к нелюбимой жене. До сих пор среди историков ведутся споры — чьим же сыном являлся Павел?

Наконец-то родился долгожданный наследник. Елизавета Петровна лишает Петра с Екатериной «родительских прав» и радости наблюдать за ростом и развитием ребенка. Она сама воспитывает Павла и все надежды связывает с ним. К накопившемуся охлаждению между венценосной теткой и племянником добавляются политические разногласия.

Энергия и стремление к государственной деятельности Петра пресекаются Елизаветой. Став совершеннолетним, он правит Голштинией, укрепляет дисциплину среди чиновников, упорядочивает военное дело, судопроизводство и образование — и все это делает посредством переписки, так как ему запрещено покидать пределы Российской империи.

Летом 1754 года Петр вызывает роту голштинских солдат с их офицерами. Поклонник военного мастерства, великий князь полностью попал под влияние прусских офицеров. Желание во всем походить на них привело и к внешнему подражанию. Что за офицер, который не бранится, не пьет пива и не курит табак?! Штелин был поражен, когда впервые увидел Петра на лугу, в кругу своих офицеров, с бутылкой пива и с трубкой.

— Чему ты удивляешься, глупец? Неужели ты видел где честного, храброго офицера, который не курил бы трубки?

— Это может быть и так, но я удивляюсь только тому, который некогда не мог терпеть тех, от кого пахло табаком.

Прибывшие офицеры не только сильнее разожгли в нем ненависть к Дании, но и окончательно сделали его «рабом» прусского короля.

С началом Семилетней войны при Дворе был учрежден Совет, где постоянно присутствовал великий князь. Летом, живя в Петергофе или в Ораниенбауме, он еженедельно прочитывал протоколы Совета и, высказав шутливые замечания, подписывал их. Но впоследствии, когда союзники (Франция, Австрия и Россия) стали действовать более слаженно, что грозило прусскому королю полным поражением, он отказался подписывать протоколы.

— Мы со временем будем каяться, что вошли в союз с Австрией и Францией, — заявил он Совету. — Австрийцы нас подкупают, а французы обманывают.

Иностранные министры при русском дворе довольно рано начинают сомневаться, что великий князь станет императором. Еще в августе 1747 года Финкенштейн доносил прусскому королю: «Надобно полагать, что великий князь никогда не будет царствовать в России; не говоря уже о слабом здоровье, которое угрожает ему рановременною смертью… надобно признать, что поведение его вовсе не способно привлечь сердца народа. Непонятно, как принц его лет может вести себя до такой степени ребячески. Некоторые думают, что он притворяется, но в таком случае он был бы мудрее Брута и своей тетки. К несчастью, он действует безо всякого притворства».