Виктор Вальд - Месть палача

– Я не об этом.

– А о чем же? – нахмурил брови Гудо.

– Ты же… Ты же… Больше смерти боялся воды, а плавал как камень, окованный железом.

– Ну, скажем, воды я не боялся. А что касается моего умения управляться на воде… Я недавно думал о том, что провел несколько дней в праздности. В полной праздности. До этого случая я старательно избегал безделья. Учиться, всегда чему-то полезному учиться. Так настаивал один очень хорошо мне известный человек. Его уже давно нет в живых, но я часто слышу его голос. Этот голос заставил меня в дни моего вынужденного пребывания в тайном месте Константинополя найти полезное занятие. И я его нашел. Хотя те, кто предоставил мне укрытие и сами плавали, как камени, но они указали мне лучшего из учителей по этому искусству. Так что теперь я могу плавать со связанными руками, а не то, что тебя протащить по воде несколько сот шагов.

– Если кто и не умеет держаться на воде, так это евреи Константинополя. Значит, ты скрывался у иудеев. Мне следовало об этом догадаться. Особенно зная, что многие из тех, кто помогали тебе в пути, были потомками царя Давида. Хотя… Даже если бы я и догадался, вряд ли мы смогли бы вытащить тебя из лабиринта еврейского квартала Константинополя. Так что тайное место ты выбрал идеальное, мой друг.

– Я бы не спешил с последними словами. Ты мой пленник! Как пленника, сразу же предупрежу: если отойдешь от меня более чем на десять шагов – сломаю ногу. Это слово я обязательно сдержу. Это мог бы тебе подтвердить один маленький монах – отец Иеремий. Если бы ты не бросился за мной тогда после суматохи у дома, окруженного воинами этого хорька Никифора, ты бы узрел переломанную голень этого святого отца. Это первое, что я сделал перед тем, как обрушиться на вражеское войско.

– Когда же я мог узреть несчастного калеку, оказавшегося в руках умелого палача? Ведь я вынужден был приложить максимум усилий, чтобы не отстать от «синего дьявола», несущегося по улицам изумленного Константинополя. И признайся себе – если бы я тебя не нагнал, у тебя были бы значительные трудности. Только благодаря мне и моим людям мы тайно и успешно покинули взволновавшийся город. Еще бы! «Синий дьявол» вернулся! Да еще как! Появился перед лучшими воинами империи, размахивая и поражая их огненным бичом… Кстати, не объяснишь, почему твой кнут так ярко и долго горел и… остался целым и невредимым?

– Это «холодный огонь». Мудрость восточных факиров. Это знания от моего… учителя, – коротко ответил Гудо.

Прождав дальнейших объяснений неприлично долго, и не получив их, Даут вздохнул и продолжил:

– Этот «холодный огонь» и вид «синего дьявола», восставшего из ада выжег всю храбрость придворной гвардии. Они едва не затоптали Никифора. Вид их искаженных от страха лиц так подействовал на горожан, что многие из них несколько дней не выходили из своих домов. И хорошо, что мы не поспешили сразу же в Галлиполь. Слух о твоем огненном возвращении успел всколыхнуть армию Орхан-бея.

– Но лично мне пользы это не принесло. Нас ждет долгий и сложный путь – горько закончил разговор Гудо.

Только лишь на рассвете «господин в синих одеждах» отворил свои уста.

– Здесь, пожалуй, мы немного отдохнем.

– Немного? – заскулил Даут. – Мы шли всю ночь. И даже несмотря на то, что это одна из самых устроенных дорог мира, мои ноги отваливаются. Я упаду просто здесь на камнях Аппиевой дороги.

– Вон там отдохнем! – не слыша спутника, указал рукой Гудо на какие-то развалины.

Устроившись у полуразрушенного портика древней виллы, поросший диким виноградом и густым лавром, «господин в синих одеждах» строго спросил:

– Даут, ты помнишь о своей ноге?

– О своей здоровой, крепкой, поросшей волосами ноге я замечательно помню, – зло отгрызнулся тот.

– Значит, ты помнишь и о десяти шагах, охраняющих целостность этой здоровой и поросшей….

– Еще бы! – воскликнул Даут. – Тебе это просто развлечение – вот так взять и сломать человеку ногу. А мне как быть? Куда и как я пойду в этом бесконечном мире развалин. Подумать только – величайшая в мире империя оставила после себя прекрасную, уложенную камень к камню дорогу, которой более тысячи лет и которая знаменита, как и Голгофа. Вот только никак не мог подумать, что эта река жизни имеет берега, состоящие из сплошных развалин. Виллы, усадьбы, гробницы, мавзолеи… Все это былое великолепие восторгает и ужасает. Мне не трудно представить, как выглядели они в цветущем прошлом.

Даут прикрыл глаза и попытался представить себя стоящим на этой земле более чем за тысячу лет до этого дня. Он желал увидеть мраморные колонны, стены роскошных вилл, отделанные полированным травертином [270], сады, виноградники, полноводные каналы, идущие параллельно дороге, и многие тысячи празднично одетых путешественников. Должны были в его воображении плыть по каналам лодки и суда, груженные товарами, идти и ехать по плотно пригнанным камням дороги радостные люди, должны были раздаваться их голоса и рев многих быков, ослов и лошадей, но… Ничего не получилось. Какой-то буравчик беспокоил мозг, раздражал и даже не позволял отыскать удобного места для оздоровляющего сна.

– Ах! – крепко стукнул по лбу ладонью Даут и в мгновение ока взобрался на близлежащие высокие руины.

С тревогой осмотрев пустынные края, он еще раз стукнул себя по лбу, и, прошептав «десять шагов», в мгновение ока оказался у спящего «господина в синих одеждах».

Так и не уснув, Даут провел в нетерпении целый час, пока Гудо не открыл глаза.

– Слава Аллаху! – поднял мусульманин руки к небесам, и, посмотрев, как нахмурился друг Гудо, улыбнулся: – Ну, слава Господи ты проснулся.

– Если ты не спал, то совершил ошибку. Мы тот час отправляемся в путь.

– И слава Ал… Богу! Давай поспешим. Эх, были бы у нас лошади…

– Успеем, – спокойно ответил Гудо.

– Успеем! – воскликнул пленник. – Да как же мы успеем? Ты думаешь, Сулейман-паша махнул на тебя и меня рукой и отправился к отцу с не выполненной миссией? Нет! Ты ошибаешься. Сейчас наш общий враг Сулейман уже купил лошадей и вот-вот покажется на дороге. Ты думаешь, никто ему не укажет, куда держит путь «человек в странных синих одеждах» в компании с мужчиной в восточном платье? Да мы видимы со всех сторон. А особенно, ты! Знаешь, есть такая птица – называют ее палач. Так вот путь ее следования к гнезду всегда можно проследить. Она накалывает свою добычу, всяких там мышей и других грызунов, на острые ветки про запас. То есть у этого палача… то есть у этой птички, нет шансов скрыться… И у тебя… У нас нет возможности скрыться даже в этом мире развалин. И все-таки, как печально. Была невиданная роскошь, а пришли варвары и другие времена и…

– Весьма тонкая аллегория [271]– эта птица-палач, – жутко усмехнулся Гудо.