Детлеф Йена - Потемкин. Фаворит и фельдмаршал Екатерины II

Но этот план мог осуществиться только постепенно, шаг за шагом: на войне, в дворцовых интригах, в борьбе с Пугачевым и в личной жизни. Сначала Потемкин оказался лишь в прихожей власти, и если он и думал, что будет принят немедленно императрицей с распростертыми объятиями, то он ошибался. Он должен был набраться терпения.

Потемкин не сразу по прибытии стал любовником и главным политическим советником Екатерины. Для такой отсрочки у Екатерины были веские личные и политические основания. Когда Екатерина указала Орлову на дверь и исключила из своих любовников, место Орлова занял не Потемкин, а Александр Васильчиков. Инициаторами смены любовника были наследник престола и Панин. Молодой любовник занял совсем иную позицию, чем была у Орлова. Григорий Орлов принадлежал к ближайшему кругу советников самодержицы и был вынужден уйти, поскольку не оправдал политических и чисто человеческих надежд Екатерины: в стремлении к необходимому балансу между наследником престола и Екатериной он стал помехой для обеих сторон. Стремление Орлова к власти связывало Екатерину и одновременно мешало притязаниям Павла. Васильчикову же не дали права на политические амбиции. Он должен был оказывать Екатерине услугу в постели, быть приветливым и услужливым, и больше ничего. Все публичные выступления Васильчикова в пользу императрицы и его роль по отношению к власть имущим империи определялись предписанными правилами придворного этикета или были просто спектаклем без какой-либо политической подоплеки. И если придворные старались заслужить благосклонность любовника, который был в легком шоке от свалившегося внимания, то это происходило не по его собственному желанию, а потому что все хотели угодить императрице.

В этой игре отсутствовал только один актер: Григорий Александрович Потемкин. Прибыв с юга и на месте увидев, как обстоят дела, он был сначала раздосадован и разочарован. Не таким представлял он свое возвращение в столицу. И он не делал из этого секрета.

В первом порыве патриотических чувств молодой дворянин думал, что сразу же по прибытии с полей сражения попадет в покои Екатерины. Но затем Потемкин все продумал и извлек из сложившейся ситуации необходимые уроки. Проведя критический анализ, он мог легко установить, что та привлекательность, которой он обладал в прежние годы, постепенно уходила. Отсутствие одного глаза, запои и распутный образ жизни оказали свое влияние на его внешность. Ему было уже за тридцать, у него было даже прозвище Циклоп. Британский посланник с чисто английским благородством описывал его: «Он — человек богатырского телосложения, его лицо нельзя было назвать привлекательным, но в нем что-то было».

Чтобы ни писал тот же Ганнинг, Потемкин проявлял болезненную ревность. Он не скрывал своих симпатий к императрице. Сначала он даже возненавидел беспомощного Васильчикова. Потемкин не сразу понял внутренний механизм игры, в которую оказался вовлечен. Он не понял, что его час еще не пробил. Императрица и сама точно не знала, когда этот час наступит. Но здравый смысл подсказывал ему, что Екатерина вызвала его в Петербург не только для того, чтобы представить своему новому любовнику. Удовлетворение физиологических потребностей было одной стороной медали, а политический аспект — другой.

Факты показывают, что к тому времени Потемкин не был посвящен во все хитросплетения тайных планов императрицы. Тезис о том, что все тактические уловки в политических кознях основывались на тайном соглашении между Екатериной и Потемкиным, выдуман. Потемкин был не из числа тех, кто безропотно покорялся своей судьбе. Его не считали покорным исполнителем приказаний. Глубоко уважая императрицу, он тем не менее решил взять быка за рога.

Недолго думая, что, в сущности, соответствовало его характеру, он в январе 1774 года попросил Екатерину о личной аудиенции. Он многим рисковал, поскольку его настойчивый натиск напоминал императрице только что оставленного дерзкого и грубого Григория Орлова. Но Потемкин рассчитал все правильно. Аудиенция была дана немедленно в расположенном недалеко от столицы Царском Селе [49] Екатерине было доложено о прибытии гонца из армии Румянцева — Потемкина — 3 февраля 1734 года, а аудиенция была ему дана на следующий день, без всякого прошения с его стороны. — Прим. ред. . Вторая по счету аудиенция состоялась без свидетелей. Об этой встрече не осталось никаких заметок Екатерины, которая вообще-то была большой любительницей вести записи. Лишь по поведению Екатерины и Григория Потемкина в течение последующих месяцев можно было предположить, что они договорились о будущих отношениях: в интересах их любви и на пользу империи. Но это всего лишь предположение.

Скоро конкретные последствия беседы стали очевидными для каждого. Потемкин чувствовал себя при дворе так, как будто всю свою жизнь провел там. Он был приветлив, остроумен, галантен. С ним было интересно в любом отношении. Обширные знания и феноменальная память производили на всех большое впечатление. Манеры его поведения затмевали бедного Васильчикова. Императрица открыто восторгалась бравым генералом и делилась своей радостью с многочисленными корреспондентами как внутри страны, так и за рубежом.

Во дворе быстро привыкли к присутствию генерал-майора [50] Не очень ясно, почему автор продолжает называть Потемкина генерал-майором, хотя он еще в 1773 году был произведен в генерал-поручики. — Прим. ред. Потемкина. Скоро безобразный гений, самым отвратительным внешним признаком которого были постоянно обкусанные до крови ногти, превратился в восходящую звезду, оживляя скучное однообразие будней двора. Только немногие из влиятельных придворных задавались вопросом о политической подоплеке и возможных последствиях взлета Потемкина. Но даже у них не было окончательно сложившегося мнения о происшедших переменах.

Потемкин имел врожденное чутье на разнообразные и одновременно эффектные инсценировки. После того как политики, придворные и дипломаты привыкали к его присутствию, он внезапно исчезал. Если рассмотреть его поведение в течение следующих недель, то можно сделать вывод о продуманной и грамотно исполненной тактической игре. Перед визитерами же он представал меланхоличным и печальным. Он рассказывал им о своей беззаветной любви к императрице и Отечеству. Он вздыхал, жаловался на то, что его любовь остается без ответа и что он готов оставить двор. Об этих речах конечно же сразу доносили Екатерине. Но, прежде всего, они предназначались для дезориентации придворных.

Так же открыто, как Потемкин говорил о безответной любви к императрице, Екатерина проявляла свое расположение к Потемкину. Васильчиков? Он не мешал. Его можно было в случае необходимости без проблем удалить от двора, осыпав деньгами, так что он остался бы благодарным своей благодетельнице на протяжении всей своей жизни [51] Александр Семенович Васильчиков стал камергером, получил 100 тысяч рублей, драгоценностей на 50 тысяч, 7 тысяч душ крестьян. При отставке он получил пенсию в 20 тысяч рублей, 50 тысяч на устройство дома в Москве и др. — Прим. ред. . Если бы Васильчиков не был лишь другом Екатерины, а одновременно и джокером в придворной колоде — как думали некоторые придворные, — то с приходом фаворита Потемкина карты при дворе были бы перетасованы по-новому. Потемкин не относился к людям, которые готовы были удовлетвориться пассивной ролью. При Петербургском дворе имелось достаточно поводов для серьезных раздумий о будущем — двора, имперской политики, а также каждого отдельного придворного и чиновника.