Филипп Ванденберг - Гладиатор

Видят боги, у Манлия почти отнялся язык, и он, беспомощно пробормотав ответы на все заданные вопросы, позволил проводить себя по ведущей на верхний этаж лестнице. Украшенные орнаментами стены комнаты были красными, как он и пожелал. Тяжелые полотнища, свисавшие с потолка, образовывали над ложем некое подобие балдахина. В стену была встроена алебастровая с оттенком желтизны ванна. Манлий бросился на ложе и закрыл глаза. Когда он снова открыл их, перед ним были золотисто-розовые, словно спелые персики, обнаженные груди двух очаровательных девушек.

— Меня зовут Лициния, — прошептала одна из них.

— А меня Санция, — проговорила другая. — А как тебя зовут?

— Центурион Манлий. Ведаю раздачей зерна на складах в Остии.

— Важная должность в эти трудные времена, — засмеялась Санция, отличавшаяся от Лицинии длинными темными волосами. У Лицинии волосы были светлее и намного короче. Она подала гостю кубок вина, который Манлий выпил одним глотком. Пока одна из девушек снова наполняла кубок, вторая усиленно занималась начинавшим твердеть членом Манлия.

— О, как же вы подходите к этому дому распутства, — простонал центурион, снова хватаясь за кубок.

— Мы хотим, чтобы тебе было хорошо, — засмеялась Лициния, а Санция невинным тоном спросила: — Ты никогда еще не бывал у нас, Манлий?

— Нет, — признался он. — Для центуриона вы малость дороговаты! — Постепенно он начал ощущать действие неразбавленного вина. — Разбавьте мне вино водой, — попросил он.

Но Санция возмущенно ответила:

— Ты в «Ауреуме». Здесь вино пьют только неразбавленным!

— Человек, управляющий складами с зерном, может позволить себе хоть каждый день бывать в «Ауреуме», — засмеялась Лициния.

— Зерно принадлежит не мне, а императору. Вы же знаете, что император бесплатно раздает его тем, у кого нет работы. А чтобы никто не мог прийти дважды, я стою там и записываю их имена, понятно вам? О, как же вы искусны в своем деле!

— Какой же ты сильный мужчина, Манлий! — сладким голосом проговорила усевшаяся на него сверху Лициния, а Санция, чья персиковая грудь почти касалась губ центуриона, добавила: — Если хочешь, мы можем прийти и к тебе домой. О цене договоримся.

— Вот как? — Манлий оперся на локоть. Девушки, комната, лампы на стенах начали кружиться у него перед глазами. — Должен вам сказать, что я не так уж беден, — запинаясь, пьяным голосом пробормотал он. — За свое жалованье центуриона… я такие удовольствия позволить себе не могу, но… — Он вновь запнулся. — У меня… у меня дополнительные доходы водятся…

— А, понимаю… В эти трудные времена, когда людям так трудно прокормиться, ты выбрал себе подходящее занятие, — подмигнула ему Санция.

— О нет, — возразил Манлий, — тут вы… тут вы заблуждаетесь. Клянусь всеми бо… богами. Я бы никогда не решился расхищать зерно… собственность императора. — Говорить ему явно становилось все труднее. — За это карают смертью!

— Успокойся! — все быстрее вращая тазом, проговорила Лициния. — Нам нет никакого дела до того, откуда ты берешь деньги.

Манлий почувствовал себя задетым.

— Я вам… я вам… открою тайну, — с запинкой пробормотал он и с радостью заметил интерес, появившийся на лицах девушек.

Лициния, сменив позу, уселась на Манлия так, чтобы видеть его лицо, а Санция, широко расставив ноги, прямо-таки прижалась к нему.

— Я знаю тайну… знаю тайну, стоящую целого состояния, — начал Манлий.

— О, наверное ты нашел сокровища Дидоны!

— Чушь. Я слу… случайно увидел одну… занимавшуюся… занимавшуюся втайне любовью парочку.

Девушки громко расхохотались.

— В наших кругах платят за многие вещи, но чтобы кто-то зарабатывал деньги, глядя на то, чем мы занимаемся, нам слышать еще не приходилось!

— Мне платят не за то, что я смотрел на них! — возмутился обиженный смехом девушек Манлий. — Платят за молчание!

Лициния и Санция удивленно переглянулись.

— Нарушившей обет целомудрия и отдавшейся мужчине грозит… грозит смертная казнь. Страшная казнь! — повторил Манлий, явно получавший удовольствие от охватившей девушек растерянности.

— Жрица Весты! — испуганно проговорила Санция.

— Вот именно, — с гордостью ответил болтливый центурион.

Так родился и начал распространяться слух.

Вибидия, старшая из весталок, собрала жриц в атриуме их дома. Судя по всему, она была сильно взволнована.

— До меня дошел слух, что одна из весталок нарушила обет целомудрия. Я уверена, что это всего лишь одна из бесчисленных сплетен, которые с такою легкостью распространяются в городе. Римляне проглатывают их так же охотно, как лакомства на праздничном обеде. На этот раз, однако, слух дошел до ушей Pontifex pro magistro, заместителя великого понтифика, и он потребовал, чтобы мы объяснили, каким образом могли возникнуть подобные разговоры.

Собравшиеся вокруг Вибидии жрицы Весты потупили глаза. Могущественный Pontifex pro magistro вел текущие дела великого понтифика, и в его обязанности входил, в частности, и надзор за весталками. Император Клавдий, являвшийся, как повелось с начала императорской эпохи, одновременно и великим понтификом, делами жриц Весты интересовался мало.

— Кто из нас мог в последние дни дать повод для возникновения подобных слухов? — спросила Вибидия.

Ни одна из весталок не отважилась посмотреть в глаза старшей жрице.

— Клянусь Вестой, нашей божественной матерью, — жалобно проговорила одна из них, — великий понтифик должен повелеть сбросить с Тарпейской скалы любую из нас, хотя бы взглядом выразившую какие-то чувства к мужчине!

Другая жрица простонала:

— Пусть понтифик исхлещет меня бичом, если я согрешила хотя бы в мыслях.

Вибидия нервно расхаживала перед жрицами.

— Каждый наш шаг за пределами этого дома, — проговорила она наконец, — мы делаем в сопровождении двух ликторов, что обычно ставит нас вне всяких подозрений. Однако во время случившейся на озере катастрофы мы остались без сопровождения. Ликторы, как и все прочие, думали только о том, как бы сберечь собственную жизнь.

— Меня доставил домой ликтор Понтий! — сказала одна из весталок. — Он подтвердит, что я не дала никаких поводов для подозрений.

— Мы проверим это, — ответила Вибидия и добавила: — Сама я возвращалась домой вместе с Лидией и Гелией. В город нас отвез торговец Марцелл. В повозке Марцелла сидели также его жена и раб-телохранитель. Хотя все мы были возбуждены, радуясь, что сумели выйти живыми и невредимыми из страшной катастрофы, никто не смог бы сделать из этого какие-либо неподобающие выводы.

Теперь все взгляды устремились на Валерию. Однажды она уже стала предметом сплетен, когда один из выдающихся риторов Рима в течение нескольких месяцев преследовал ее знаками внимания. Этот человек, ставший благодаря своему ораторскому мастерству известным судебным защитником, пытался даже подкупить одного из сопровождавших жрицу ликторов.