Филипп Ванденберг - Гладиатор

— Вспомни последние годы республики, — возразил Плиний. — Тогда так же, как и сейчас, повсюду царили насилие и убийства, ненависть и коррупция. Нет, Вителлий, каждая форма правления хороша лишь постольку, поскольку хороши люди, осуществляющие ее.

Поднявшийся между тем на трибуну здоровенный, словно бык, мужчина пытался успокоить собравшихся на Форуме и привлечь к себе их внимание.

— Что это за чудище? — с усмешкой спросил Плиний.

— Ты не знаешь его? — сказал Вителлий. — Это Нимфидий Сабин, один из командиров преторианской гвардии. Хоть он и именует себя сыном божественного Калигулы по причине того, что его красавица мамаша переспала однажды с императором, на самом деле лицом он как две капли воды похож на гладиатора Марциана.

— Кому же из нас не хотелось бы быть отпрыском императора? — громко рассмеялся Плиний.

— Римляне, — начал Нимфидий Сабин, — направляясь в курию, я хочу сообщить вам, что преторианцы признали Гальбу новым императором Рима. Все гвардейцы как один человек поддерживают Гальбу и ожидают его возвращения из Испании. Я намерен сообщить сенату решение преторианцев и просить сенаторов провозгласить Гальбу императором.

— Сколько он заплатил каждому из вас, преступники? — крикнул из толпы какой-то старик.

— Больше, чем платил Нерон? — с ухмылкой поинтересовался другой.

А третий выкрикнул:

— Поделитесь и с нами полученной взяткой!

Явно выведенный из равновесия Нимфидий сошел с трибуны и направился к курии, где сенаторы уже собрались, чтобы обсудить будущее Римской империи.

— За поддержку своего сына, Нерона, Агриппина заплатила в свое время по пятнадцать тысяч сестерциев каждому из преторианцев, — сказал Плиний. — Гвардейцев было двенадцать тысяч, так что общая сумма составила сто восемьдесят миллионов сестерциев. Цена за поддержку такого старика, как Гальба, надо полагать, значительно выше.

Вителлий кивнул.

— Ты знаешь предсказание оракула в Дельфах, к которому Нерон обращался, когда был в Греции?

Плиний отрицательно покачал головой.

— Так вот, — продолжал гладиатор, — пифия сказала императору, а было это меньше года назад, что опасны для него семьдесят три года. Нерону тогда было тридцать, и он решил, что смерть настигнет его в семьдесят три года. Кому могло прийти в голову, что пифия предупреждала об опасности, исходящей от семидесятитрехлетнего старика!

— Потрясающе! — воскликнул Плиний. — Хотя оракулы пользуются в наше время не самой лучшей репутацией, они то и дело поражают удачными предсказаниями. Моему полководцу и другу Веспасиану один иудейский жрец предсказал, что он и сын его Тит станут однажды властелинами земли, моря и всего рода людского. До сих пор я не слишком-то верил этому предсказанию — ведь, что ни говори, Веспасиану уже шестьдесят лет, но теперь, когда императором стал семидесятитрехлетний Гальба, я уже по-иному отношусь к нему.

Несколько мгновений Вителлий размышлял, стоит ли затрагивать волновавшую его тему, а затем, все-таки решившись, проговорил:

— Однажды я тоже задал вопрос дельфийскому оракулу. Я искал в Греции девушку, которую очень любил, и услышал в ответ, что еще встречу однажды эту девушку, но не узнаю ее. Ты умный человек, Плиний. Каков, по-твоему, смысл этого ответа?

— Я не толкователь предсказаний, — ответил Плиний, — но могу предположить, что ты встретишь эту девушку в старости, когда волосы ее станут седыми, а лицо покроется морщинами, так что она совершенно не будет соответствовать тому представлению, которое сохранилось в твоей памяти.

— Я тоже именно так понял слова пифии, — сказал Вителлий. — Очень трудно, однако, примириться с этим.

— Если тебе нужен мой совет, поверь оракулу и забудь об этой девушке. Нет смысла позволить жизни пройти мимо, потратив ее на погоню за утраченным идеалом.

— Ты прав. Я пришел к тому же выводу, хотя мне и нелегко было смириться с этим. Я женился на другой.

— И кто же твоя избранница?

— Тертулла, дочь Ферораса.

— Тертулла? — изумленно воскликнул Плиний. — В таком случае ты по-настоящему богатый человек, способный купить для себя хоть нового императора.

— Тут все решали не деньги, — усмехнулся Вителлий. — Поверь мне, причина была совсем иной. Ферорас, отец Тертуллы, был убит одним из его рабов, а Мариамна, ее мать, умерла от чумы. На смертном ложе Мариамна взяла с меня обещание жениться на Тертулле и принять на себя заботу о ее делах.

— Стало быть, ты отложил в сторону трезубец и сеть, чтобы впредь заниматься только займами и процентами?

— На время, во всяком случае. Но можешь не сомневаться, как только дела позволят, я снова выйду на арену. Потому что того, кто однажды вдохнул поднимающуюся над ареной пыль, кто покрывался потом от страха, кто смывал со своих рук кровь противника, всегда будет тянуть в этот окруженный бушующими трибунами круг, словно там он может завоевать для себя толику бессмертия.

Место служившего у Ферораса секретарем Фабия занял пожилой писец Корнелий Понтик. Ему было уже больше шестидесяти, работал в доме Ферораса он с восемнадцати лет и знал все подробности каждой проведенной за последние годы крупной сделки, был в курсе состояния дел большинства должников и всегда мог сообщить, где и с каким грузом пересекают моря принадлежащие дому суда.

От него Вителлий узнал, что общая сумма выданных кредитов составляет семьсот восемьдесят миллионов, что принадлежащий ему флот состоит из ста пятидесяти двух судов и что, помимо этого, ему принадлежит следующая собственность: четырнадцать земельных участков с виноградниками и оливковыми рощами, три виллы, два квартала жилых домов на Эсквилине и за Тибром — еще два были уничтожены пожаром — и две из прежних четырех городских резиденций. В общей сложности сказочное богатство, истратить которое человеку не хватило бы целой жизни.

Подобные мысли не занимали, однако, Вителлия. Ему было тридцать семь лет — возраст, в котором человек начинает думать не только о завтрашнем дне. Из виллы в Тибуре Вителлий руководил делами, ввести во все подробности которых нового хозяина было поручено Корнелию Понтику. Старик ежедневно по нескольку часов терпеливо объяснял своему молодому господину все премудрости ведения деловых операций, которые Вителлий воспринимал с поразительной легкостью. Хотя деятельностью банка и судоходства руководили опытные специалисты, окончательные решения принимал Вителлий, как прежде это делал Ферорас.

Войдя в комнату, Корнелий Понтик вежливо поклонился и попросил разрешения представить на выбор хозяину новых рабов для личной прислуги.

— Зачем нам новые рабы? — удивился Вителлий. — У нас ведь их и так больше четырехсот.