Александр Дюма - Двадцать лет спустя. Часть 2

Д’Артаньян молча жевал стебелек цветка, не зная, что ему ответить.

Стоило ему отвернуться от Атоса, как он встречал взор Арамиса.

— И вы, Портос, — продолжал Атос, как бы сжалившись над смущенным д’Артаньяном, — вы, лучшая душа, лучший друг, лучший солдат на свете; вы, который по своему сердцу достойны были бы родиться на ступенях тропа и которого мудрый король рано или поздно вознаградит, вы, мой дорогой Портос, дворянин по всем своим поступкам, привычкам, по своей храбрости, — вы столь же виновны, как д’Артаньян.

Портос покраснел, но скорее от удовольствия, которое доставили ему похвалы Атоса, чем от смущения. И все же, опустив голову и как бы сознавая свое унижение, он сказал:

— Да, да, я думаю, вы правы, дорогой граф.

Атос встал.

— Полно, — сказал он, подходя к д’Артаньяну и протягивая ему руку, — полно, не дуйтесь, дорогой сын мой; все, что я сказал вам, было сказано если не отеческим тоном, то, по крайней мере, с отеческой любовью. Поверьте, мне было бы легче просто поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь, и не проронить ни слова о моих чувствах.

— Разумеется, разумеется, Атос, — отвечал д’Артаньян, горячо пожимая ему руку, — но не все, черт побери, способны на такие возвышенные чувства. Кто еще из разумных людей покинет свой дом, Францию, своего воспитанника, прелестного юношу (мы его видели в лагере), и полетит куда? — на помощь гнилой, подточенной червями монархии, которая вот-вот должна рухнуть, как старая лачуга? Чувство, о котором вы говорите, конечно, прекрасно, оно до того прекрасно, что почти недоступно простому смертному.

— Каково бы оно ни было, д’Артаньян, — ответил Атос, не поддаваясь на хитрость своего друга, с чисто гасконской изворотливостью намекнувшего на отеческую привязанность Атоса к Раулю, — каково бы оно ни было, вы хорошо сознаете в глубине вашего сердца, что оно справедливо. Но, виноват, я забыл, что спорю с человеком, у которого я в плену. Д’Артаньян, я ваш пленник; обращайтесь со мной как с пленником.

— Черт возьми! — сказал д’Артаньян. — Вы отлично знаете, что недолго пробудете у меня в плену.

— Конечно, — сказал Арамис, — с нами, без сомнения, поступят так же, как с теми, что были взяты под Филипго.

— А как с ними поступили? — спросил д’Артаньян.

— Половину повесили, а остальных расстреляли, — ответил Арамис.

— Нет, ручаюсь вам, — сказал д’Артаньян, — что, пока во мне останется хоть капля крови, вы не будете ни повешены, ни расстреляны. Пусть они только попробуют! Да что говорить! Видите вы эту дверь, Атос?

— Да.

— Вы выйдете из нее, когда вам будет угодно. С этой минуты вы и Арамис свободны, как воздух.

— Видите вы эту дверь, Атос? Вы выйдете из нее, когда вам будет угодно.

— Узнаю вас, мой милый д’Артаньян, — ответил Атос. — Но вы здесь не хозяин: за этой дверью стоит караул, д’Артаньян, это вам хорошо известно.

— Ну, вы с ними справитесь, — сказал Портос. — Много ли их тут? С десяток, не больше.

— Это пустяк для нас четверых, но для двоих слишком много. Нет, уж раз мы разделились, мы должны погибнуть. Вспомните роковой пример: вы, д’Артаньян, столь непобедимый, и вы, Портос, такой сильный и храбрый, вы потерпели неудачу на Вандомской дороге. Теперь настал черед мой и Арамиса. А ведь этого никогда с нами не бывало прежде, когда мы все четверо были заодно. Умрем же, как умер Винтер. Что касается меня, я заявляю, что согласен бежать только вчетвером.

— Это невозможно, — сказал д’Артаньян. — Мы на службе у Мазарини.

— Я это знаю и не стану уговаривать вас. Мои доводы не подействовали, и, должно быть, они были плохи, если не подействовали на такие благородные сердца, как у вас и у Портоса.

— Да, если бы они и могли подействовать, — сказал Арамис, — лучше не ставить в ложное положение таких дорогих нам друзей, как д’Артаньян и Портос. Будьте покойны, господа, мы не посрамим вас своею смертью. Что касается меня, то я горжусь тем, что встану под пулю или даже пойду на виселицу с вами, Атос. Ибо никогда еще вы не проявляли столько благородства, как сейчас.

Д’Артаньян молчал; окончив грызть стебелек, он принялся за свои ногти.

— Почему вы воображаете, что вас убьют? — заговорил он наконец. — С какой стати? Какая польза в вашей смерти? К тому же вы наши пленники.

— Безумец, трижды безумец! — воскликнул Арамис. — Да разве ты не знаешь Мордаунта? Я обменялся с ним только одним взглядом и сразу увидел, что мы обречены.

— Право, мне очень жаль, что я не последовал вашему совету, Арамис, и не задушил его! — сказал Портос.

— Дался вам этот Мордаунт! — воскликнул д’Артаньян. — Черт возьми!

Пусть он только попробует подойти ко мне поближе, я раздавлю его, как гадину. Зачем бежать, этого вовсе не требуется; ручаюсь вам, вы здесь в такой же безопасности, как были двадцать лет тому назад вы, Атос, на улице Феру, а вы, Арамис, на улице Вожирар.

— Смотрите, — сказал Атос, протягивая руку к одному из решетчатых окон, освещавших комнату, — сейчас все разъяснится; вот и он.

— Кто?

— Мордаунт.

Действительно, посмотрев в ту сторону, куда указывал Атос, д’Артаньян увидел скачущего галопом всадника.

Д’Артаньян бросился вон из комнаты.

Портос хотел последовать за ним.

— Оставайтесь здесь, — сказал ему д’Артаньян, — и не выходите наружу, пока не услышите, что я выбиваю на двери пальцами барабанную дробь.

Подъехав к дому, Мордаунт увидел д’Артаньяна, сидевшего на пороге, и солдат, которые, не снимая оружия, расположились отдохнуть на траве в садике.

— Эй, — закричал он прерывающимся голосом, запыхавшись от быстрой скачки, — пленники еще здесь?

— Да, сударь, — отвечал сержант, живо вскакивая на ноги и поднося руку к шляпе; солдаты последовали его примеру.

— Отлично, отправьте их немедленно с конвоем из четырех человек ко мне на квартиру.

Четверо солдат приготовились исполнить приказание.

— Что вам угодно? — спросил д’Артаньян, принимая насмешливый вид, хорошо знакомый нашим читателям. — Объясните, пожалуйста, в чем дело?

— В том, — ответил Мордаунт, — что я приказал четырем конвойным взять пленников, захваченных сегодня утром, и отвести их ко мне на квартиру.

— А почему это? — спросил д’Артаньян. — Извините за любопытство, но вы сами понимаете, что мне любопытно знать причину такого распоряжения.

— А потому, что эти пленники принадлежат мне, — высокомерно заявил Мордаунт, — и я могу распоряжаться ими по своему усмотрению.

— Позвольте, позвольте, молодой человек, — прервал его д’Артаньян, — мне кажется, вы ошибаетесь: пленники обычно принадлежат тем, кто их захватил, а не тем, кто при этом присутствовал.