Мария Воронова - Сестра милосердия

Элеонора только покачала головой и, чтобы скрыть замешательство, взяла папиросу. Катерина словно прочитала ее мысли.

— Так вот есть смысл. Даже просто рассказать, и то станет легче на душе. А потом, вдруг есть способ, о котором ты не знаешь, а я знаю?

— Нет такого способа.

— Ну хорошо, тогда я тебе расскажу.

— Вы не обязаны мне исповедоваться.

— А я вот хочу, потому что доверяю тебе! Можно? — не дожавшись ответа, Катерина продолжала: — Я рано осталась сиротой и воспитывалась в доме двоюродной сестры, которая была много старше. Так вот, не вдаваясь в подробности, скажу, что пятнадцати лет меня совратил ее муж.

— О боже! — Элеонора взяла Катерину за руку.

— Да, было такое дело. Сначала упрашивал, потом угрожал, а после взял силой.

От сострадания Элеоноре стало почти физически больно. Неужели Кате пришлось пережить то же самое, что и ей? Да нет, ей, пожалуй, было много хуже, ведь она была еще совсем ребенком…

— Наутро я убежала из дома. Помню, ходила по набережной возле Исаакиевского собора и думала, что жизнь кончена. Это смешно, но я до сих пор там бывать не могу, сразу воспоминания накатывают. Наверное, я утопилась бы в конце концов, но меня подобрала одна женщина, отвела к себе, чаем напоила. Я тоже ничего не хотела рассказывать, а потом решилась, и, знаешь, сразу будто кол какой-то из сердца выдернули. Не то чтобы сильно легче стало, но я поняла, что могу жить дальше.

— Господи, как же вы справились…

— Ты знаешь, я в бога не верю, но сколько проживу, столько и буду молиться за мою спасительницу! Страшно подумать, что бы со мной сталось, если б не она! Про таких, как я, говорят «испорченная», и знаешь, это очень точное слово. Будто гнить начинаешь изнутри, все меняется, искажается, что ли. Без ее поддержки я бы домой вернулась и стала бы тайно жить с этим негодяем или в шлюхи подалась бы, но ничего хорошего со мной не случилось бы, это точно. А она меня приютила. Ходила к моей сестре, рассказала ей все, говорит, давайте думать, что дальше делать. И угадай, как отреагировала моя дорогая родственница? Заявила, что больше не желает видеть эту развратную тварь, причем имела в виду она отнюдь не своего мужа.

Катерина невесело засмеялась, а Элеонора только погладила ее по руке. Сердце ее разрывалось, но она не находила способа передать свое сочувствие.

— Помню, я тогда первый раз задумалась о рабском положении женщины. Не о физическом угнетении, а о ее рабской душевной зависимости от мужчины. И я инстинктивно поняла, что если хочу сохранить себя после того, что случилось, я должна бороться, стать не просто обесчещенной девушкой, а свободной личностью. Моя спасительница оказалась большевичкой и горячо поддержала это стремление. Я стала жить у нее и сразу включилась в партийную работу. Сначала мне давали мелкие поручения, потом, года через два, я стала уже выступать, женский вопрос был для меня всегда приоритетным. К сожалению, женское сознание за много веков добровольного рабства настолько извратилось, что многие меня просто не понимают и думают, будто я призываю к распущенности.

Элеонора потупилась и ничего не сказала.

— Ты злишься из-за Ланского до сих пор? Но поверь, я не знала, что вы возлюбленные. Мне показалось, вы просто друзья. А я увлеклась, так глупо. Видишь ли, после случившегося я боялась мужчин. Боялась пойти по рукам. Раз больше нечего беречь, то можно с одним, потом с другим, а потом и не заметишь, как окажешься в рабстве худшем, чем то, из которого хотела вырваться. В общем, все товарищи по партии были для меня только товарищами. И самое противное, что некоторые знали о том, что меня изнасиловали.

— Как это? — Элеонора аж вскочила от изумления. Сколько надо сил, чтобы жить среди людей, знающих о твоем позоре, говорить с ними, смотреть в глаза?

— Ну, моей покровительнице надо было объяснить, кто я такая и почему у нее живу. Сначала я сердилась, что она рассказала, а потом поняла, что так лучше. Если бы мы с ней хранили это в тайне, то мне бы до сих пор было стыдно, а так все знали и сочувствовали. Не отворачивались, не краснели, а прямо говорили, как я ужасно пострадала и что, когда большевики придут к власти, подобные издевательства над детьми станут просто невозможны. Благодаря этой поддержке я поняла, что не виновата, а это очень важно.

Тут из коридора донеслись крики. Гостьи, о которых Элеонора совершенно забыла, звали Катерину.

— О, неужели наговорились? Ну ничего, Серега оставил мне бутылку вина, сейчас я поставлю ее на стол, и девчонки снова обо мне забудут. Подожди минутку.

Катерина вышла, плотно закрыв за собой дверь. Лучше всего потихоньку улизнуть, но Элеонора продолжала сидеть на диване. Бедная парторг… Получить такой удар в самом начале жизни… Но она выстояла и боролась. А теперь встретила свою любовь, но сколько ей пришлось пережить… Как все же беззащитна женщина! Насилие может не оставить следа в теле, но разрушает душу.

Хорошо, что Катя восстановилась и снова научилась радоваться жизни, но Элеонора чувствовала, что сама никогда не сможет этого сделать.

— Все идет по плану! При виде бутылки они немедленно забыли о моем существовании, — коротко усмехнувшись, Катерина повернула ключ в замке. — Это так, дополнительная предосторожность. Хочешь вина?

— Нет, спасибо, я не пью.

— Я тоже, если честно. Ну, если я тебе еще не очень надоела, слушай дальше. Я увидела Алексея, и он мне показался таким интересным… А главное, он был из другого мира и ничего обо мне не знал, понимаешь? Не знал, что я пострадала, что меня нужно жалеть и оберегать. В общем, глупость я сделала несусветную! Вроде не дура и знаю жизнь, а повела себя, как институтка! Она его за муки полюбила, что за идиотизм! Как только я себя не ругала потом… Прекрасно знаю все эти ловушки, а все равно попалась, свободная женщина!

Ничто не шевельнулось в душе Элеоноры. Пришлось напоминать себе, что Катерина говорит сейчас об ее первой любви, о мужчине, ради которого она готова была и жить, и умереть. Парторг рассказывала, как Алексей поселился у нее и как быстро улетучилось очарование влюбленности. Она поняла, что увлеклась пустым и скучным человеком, который к тому же ее не любит. Он пошел на эту связь, так как видел в ней выгоду. Так же, как в свое время ответил на влюбленность Элеоноры.

Теперь трудно было представить, что любовь к Алексею действительно жила в ее сердце, заставляя то обмирать от восторга, то падать в бездну отчаяния. Какими глупыми казались сейчас ее тогдашние переживания! А может быть, то, что произошло с ней во время ареста, это наказание за грех? По крайней мере, логично: не берегла своей невинности, так и получи. А раз это заслуженное наказание, то его нужно с благодарностью принять, вот и все.