Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3

— Переночуем в вертолёте, а поутру — в гости к пресвитеру. Наш чудный гиппогриф легко поднимет нас на вершину горы.

— Мы должны вернуться к Сенану, — неожиданно твёрдо сказал Милош.

— Нам не зачем туда возвращаться, — отрезал Сиверцев. — Мы выполнили задачу, не стоит попусту терять время.

— При всём уважении, господин маршал… — упёрся Милош. — Мы не можем точно сказать, выполнена ли задача. Мы не имеем права оставлять у себя за спиной несчастного человека, не удостоверившись, что сделали для него всё возможное.

— Мечтаешь выслушать благодарности? — пренебрежительно бросил Сиверцев.

— Мечтаю никогда не слышать от вас таких слов, мессир, — очень холодно прошептал Милош. — Мы просто обязаны задать простой человеческий вопрос: «Всё в порядке?».

Сиверцев внимательно посмотрел Милошу в глаза и произнёс только одно слово: «Согласен».

На лице Сенана не было радости, он встретил братьев с грустной улыбкой, впрочем, он улыбался теперь без напряжения, очень искренне и естественно. Вопреки ожиданиям, они не услышали витиеватых и многословных восточных благодарностей. Король сказал только:

— Спаси вас Господь, прекрасные братья. Теперь я на деле убедился, что тамплиеры существуют.

— Как отобедали, ваше величество? — улыбнулся Сиверцев.

— С Божьей помощью отобедал впервые за несколько лет. Жаркое было совершенно безвкусным, вкус фруктов я тоже не почувствовал, но голод утолил, и силы сразу же начали ко мне возвращаться. Вкус еды я, наверное, теперь уже никогда не смогу ощущать, но это не беда, я принимаю это всем сердцем. Духовные болезни никогда не проходят бесследно, пусть безвкусная еда будет мне напоминанием о том, что я натворил… Не угодно ли вам отужинать со мной?

Сиверцев сразу отметил, что жаркое великолепно, а персики и виноград — изумительны, но не решился сказать об этом хозяину, который не чувствовал вкуса еды.

— Наверное, и во всей вашей стране дела теперь пойдут на поправку? — спросил Андрей.

— Да, я не сомневаюсь в этом, — по–прежнему грустно улыбнулся Сенан. — Подданные отмолили своего неразумного монарха и тем самым спасли сами себя. Мне даже не надо слать гонцов, я чувствую, что действие проклятия закончилось.

— А как называется ваша страна?

— Как называется? Не знаю. Страна и страна.

— А мы думали, что это Эфиопия.

— Может быть и Эфиопия. Когда страна только одна, нет необходимости как–то её называть. Теперь вы, очевидно, собираетесь в гости к пресвитеру Иоанну?

— Да.

— А вы уверены в том, что достойны видеть его и говорить с ним?

— Мы уверены в обратном. Мы не достойны даже того, чтобы с закрытыми глазами припасть к его ногам.

— Хорошо, — задумчиво произнёс Сенан. — Очень хорошо, что вы это понимаете. Я далёк от мысли, что вами движет праздное любопытство. С какой целью вы хотите увидеть пресвитера Иоанна?

— Мы хотим предложить свои мечи для последней битвы со злом, — сказал Морунген.

Это было неожиданно даже для Сиверцева.

Поутру винтокрылый гиппогриф легко поднял братьев на вершину горы. Вершина была абсолютно плоской (типичная эфиопская амба), искать место для посадки не пришлось, и Сиверцев посадил машину прямо у края.

Братья осмотрелись. Они предполагали увидеть здесь прекрасный дворец, но пока перед их глазами была только убогая хижина. В таких, наверное, хижинах и жили палестинские рыбаки. Братья в нерешительности остановились у закрытых дверей этого простого жилища, чувствуя, что не стоит входить без приглашения. Наконец, Андрей догадался сказать: «Мир дому сему». Сразу ничего не последовало, а примерно через минуту из дверей хижины вышел удивительный старец.

Он был одет в белоснежные одежды до самой земли, седая борода доставала ему до пояса, а такие же седые волосы лежали на плечах. Его благородное лицо словно светилось, а прорезавшие его лицо глубокие морщины почему–то совсем его не старили, казалось, он был и древним, и молодым одновременно.

— Мир вам, добрые рыцари. Знайте, что вы могли оказаться здесь только по Божьей воле. Никакими земными способами сюда невозможно попасть. Значит вы те, кому будет поручено дело великое и страшное.

Тамплиеры молча в пояс поклонились старцу. Они не знали, что сказать, все земные слова потеряли всякий смысл перед лицом пресвитера Иоанна. Теперь они не столько понимали, сколько чувствовали, кто он такой.

— Прошу пройти в моё убогое жилище и разделить со мной скромную трапезу, — сказал пресвитер.

Они прошли в маленькую тесную комнатушку, где едва помещался грубый, деревянный, впрочем весьма добротный стол и две простые лавки по обе стороны от него. Стены были голые, похоже, просто обмазанные глиной и сверху побелённые, но белизна их была необычайна, на земле вряд ли можно найти такой чистый белый цвет. В углу висела икона Спасителя, являя собой непередаваемое чудо. Она казалась объёмной, хотя вряд ли такой была, но лик Спасителя казался живым и одновременно не таким, как лицо живого человека. Икона передавала не столько телесную, сколько духовную сущность Сына Божьего, взгляд которого, казалось, проникал до самых потаённых глубин человеческой души и испепелял все грехи, оставляя одну только чистую радость.

— За что нам такое счастье? — невольно спросил Сиверцев.

— Не за что, — добродушно улыбнулся старец. — Это дар. За что безвестным галилейским рыбакам было даровано счастье стать учениками Сына Божьего?

— Они оставили всё и пошли за Христом, которого возлюбили всей душой.

— Так же, как и рыцари Храма. Рядом со Христом есть место не только для рыбаков. А Он таким и был, наш Учитель, каким вы видите Его на этой иконе. Помолимся же, чада.

Никто из них не смог бы потом сказать, как долго они молились. Может быть, минуту, может час, а может время исчезло. Язык, на котором старец читал молитвы, был неведомым, но совершенно понятым, как будто они всю жизнь на нём говорили.

— Теперь, прошу, не откажитесь от скромной трапезы, — сказал старец.

На столе уже стояли глиняный кувшин, четыре кружки и круглый хлеб на блюде. Старец налил всем воды из кувшина, преломил хлеб и подал каждому по куску. Хлеб был удивительно вкусным, так же как и вода, они сразу же почувствовали себя вполне сытыми, хотя каравай был не велик.

— Всю бы жизнь с удовольствием провёл на хлебе и воде, если угощать будете вы, — улыбнулся Милош.

— Я дам вам несколько хлебов в дорогу. О хлебе насущном вы уже никогда не будете беспокоиться.

— А что за дорога нам предстоит? — спросил Сиверцев.

— Дорога, по которой идут все люди. От рождения к смерти, из времени в вечность, через море зла к океану добра. Не я указываю путь, а Христос. Выбор на каждом шагу должны делать вы сами. Карты нет.