Елена Руденко - Смерть в Версале[редакция 2003 г.]

Я успокаиваю его. Говорю, что нужно подумать, как действовать.

— Она хочет моего ареста? — спрашивает Орлеанский.

М-да, я его хорошо напугал.

— Возможно, — говорю я, — но у Марии — Антуанетты нет доказательств. Однако это не избавляет вас от опасности. Наша королева непредсказуема.

— Вы предлагаете мне уехать? — прямо спрашивает герцог.

Он будто читает мои мысли. Нет, нельзя сразу предлагать ему отъезд, он может заподозрить неладное.

— Мсье, не знаю, что вам посоветовать, — говорю я. — Могу сказать одно, не стоит уезжать без причины. Если вы изволите покинуть Францию, сошлитесь на дипломатическую миссию. Ведь вы не хотите выглядеть в глазах друзей трусливым беглецом!

Орлеанский кивает. Он уедет, я уверен. Готов держать пари, к середине октября герцога уже не будет во Франции.

Я, Максимильен Робеспьер, готов к очередному заседанию. Я составил хвалебную речь, посвященную событиям 5 октября. Я выбрал удел защитника народа. Почему? Потому что именно у народа нет защитника. Защитники есть у всех: духовенства, аристократов, знатных буржуа. А обычные люди, коих большинство, остались не у дел. Нельзя этого допустить. Нет, я не занимаюсь благотворительностью, не требую отдать все нищим. Я просто защищаю интересы простых людей, занятых своим ремеслом, будь то юрист или торговец. Я с уважением отношусь к работящим людям, идущим к успеху.

Нет, я сделал этот выбор не только из желания служить народу. Буду честен перед собой. Логика тоже руководила мной. Я решил занять пустующую нишу, на которую доселе мало кто обращал внимание. Если мне удастся стать любимым народом — я победил!

Да, во мне слились прозаичное тщеславие и желание помочь людям. Хотя именно тщеславие заставляет меня бороться, именно оно велит мне выступать за народ. Я обычный самовлюбленный педант с огромными амбициями, и ничего не могу с этим поделать. Я буду счастлив, если мое тщеславие поможет Франции и ее гражданам! Франция для меня святое!

Заседание начинается. Депутат Мунье высокомерно дает мне слово.

— Выступает мсье Робертспер…

Зал хохочет. Я слышу еще несколько дополнительных вариантов моей фамилии. М-да, похоже, депутаты получают некое своеобразное удовольствие от коверканья слова Робеспьер.

Я спокойно поднимаюсь на трибуну. Шум и свистки усиливаются. Ничего, я к этому привык. Тишины я не жду. Ее не будет. Глупо ждать милости от этих самовлюбленных господ. Ничего, игра только началась. Я начинаю речь:

— Народ, вот закон невидимый и священный для всех.

Меня не слушают. Меня нарочно не слушают.

— Хватит гимнов! Надоел! — кричат мне.

Я игнорирую эти крики, шум свистки, топанье ног. Внешне я невозмутим и непроницаем. Я продолжаю говорить, но из–за гама я сам не слышу своих слов. Мунье ехидно улыбается. Пусть, его право.

Твердым спокойным голосом я дочитываю речь. Как я устал. Какое напряжение! Ничего, за годы юридической практики я привык побеждать волнение.

После заседания я еду к Светик. Мы договорились с Камиллом встретиться у нее.

Уже полдень. Как ни странно, Камилл явился. М-да, это далось ему с большим трудом. Еще бы, приемы Мирабо славятся своим жаром! На лице Камилла явственно видны признаки тяжкого похмелья. Как вижу, желание доказать невиновность Мирабо помогло ему пересилить тяготы последствий оргии.

— Что случилось? — спрашивает он нас. — Почему вы такие мрачные!

— Мы получили записку от мадам Морьес, — говорю я. — Ее муж умер сегодня ночью.

Только через минуту Камилл начинает соображать, в чем дело.

— Нам надо навестить мадам Морьес, — говорит он.

— Верно, — соглашаюсь я.

— Я могу пойти с вами? — просит Светлана.

— Нет, милая, — строго говорю я. — Ты еще не выздоровела.

Девушка хочет возразить, но кашель мешает ей. К тому же сильный жар дает о себе знать.

— Но мы будем информировать тебя о ходе расследования, — обещаю я.

Зачем я взялся за это дело!?

Я, Тереза Морьес. Никак не могу привыкнуть к отсутствию мужа. Совсем недавно он был рядом со мной. Я любила его… я и сейчас его люблю! Какое взаимопонимание было между нами! Наши гладкие отношения вызывали зависть. Он был так мил, галантен, ласков. Его доброе покровительство переплеталось с уважением и почтением. Каждый вечер он приносил мне цветы…

Трудно поверить, что любимого уже нет со мной. Я плачу. До самой смерти я буду оплакивать его.

Мне докладывают о визите мсье Робеспьера и его друга. Интересно, что им удалось узнать. Мой муж убит! Да, это факт! Но они никогда не смогут найти убийцу! Никогда! Слишком все сложно!

Я, Макс Робеспьер, и Камилл, прибыли к Морьесу, нас проводят в библиотеку.

— Ждите, — говорит служанка. — Мадам сейчас придет.

— Как мадам себя чувствует? — спрашиваю я.

— Очень переживает, — отвечает она, — но старается казаться спокойной. Мне ее искренне жаль.

Когда служанка выходит, любопытный Демулен принимается изучать все вокруг.

— Хорошо тут у них, — говорит он. — Так, посмотрим… это печатка… наверное, очень дорогая… а это табакерка… жаль пустая… а какая интересная у них чернильница… никогда такой не видел!

Пока Камилл рассматривает вещицы, я замечаю в корзине для мусора платок с бурыми пятнами. Я быстро достаю его. Отмечаю, платок из хорошей дорогой ткани. Я заворачиваю находку в свой платок и прячу в карман, дабы избежать вопросов Камилла, который старательно шарит вокруг.

Его действия меня просто смешат. М-да… Камилла не помешало бы поучить манерам. Кто рискнет? Не я!!!

— Камилл, — весело говорю я. — Тебе в детстве не говорили, что нехорошо копаться в чужих вещах без спросу?

— Говорили, и слишком часто, — вздыхает он. — Поэтому я всегда поступаю наоборот. О-о, смотри какие тут книги!

Камилл берет с полки старую толстую книгу в кожаном переплете. К несчастью для него, мадам Морьес прерывает эти исследования.

Камилл от испуга роняет книгу.

— Простите, — бормочет он.

Дама погружена в свои мысли и не обращает на Камилла внимания. Она выглядит спокойной, но раскрасневшиеся блестящие глаза, осунувшееся бледное лицо, пальцы, нервно теребящие платок, выдают ее горе. Я выражаю ей свои соболезнования.

— Тяжело смириться, что его больше нет, — вздыхает Морьес. — Совсем недавно он работал за этим столом…

— Ваши чувства мне понятны, мадам, — говорю я. — Простите за нескромный вопрос, как вы собираетесь поступить с должниками?

— Не знаю, наверное, продлю срок долга, — отвечает она.

— Мне бы хотелось дать вам совет, — говорю я. — Ради своей безопасности, простите должников.

Дама испуганно смотрит на меня.

— Вы так уверены, что это убийство! — восклицает она.