Дмитрий Барчук - Сибирская трагедия

И вот я снова в Сибирской слободке. Так же утопает в зелени деревянный дом с резными ставнями. В палисаднике цветут цветы, жужжат пчелы, и слышится мирный звонок колокольчиков. Это коровы возвращаются с пастбища.

Нина стояла возле калитки, дожидаясь свою буренку, вместе с соседками. Она издали заприметила меня и пошла навстречу.

– Здравствуйте, Кузьма Иванович! – нарочито громко обратилась она ко мне, чтобы соседки слышали, а тихо прошептала: – Вы пасечник из Калтая, приехали мед предлагать. Соседи ко мне относятся как к классово враждебному элементу. Того и гляди, вызовут ЧК, при них ни слова лишнего.

Вслух она добавила:

– А где же ваш знаменитый гречишный мед?

– Так рано же, милейшая. Хороший мед только в августе бывает. А ежели вам кто раньше мед будет предлагать, то это не мед вовсе, а сахарный сироп, заправленный для запаху прошлогодним медком. От такого меда никакой пользы организму, а только растрата для кошелька. Я сейчас пока пустой приехал, на разведку. Узнать, сколько меда в город везти, чтобы наверняка продать.

– А что, и впрямь хороший у вас мед? – спросила меня худая женщина с желтым лицом.

– Лучше не бывает, уважаемая.

– Вот что, вы Ниночке привезите своего товара, а мы у нее попробуем, и если понравится, то и сами приобретем. Вы, кстати, почем медом-то торгуете?

Я назвал цену из головы.

– Ох и дорого же. Моему мужу в исполкоме столько не платят. Но все равно везите. Хорошо, Ниночка?

Андреева вынужденно согласилась.

Та же комната, что и девять лет назад, где жили Нина и Полина. Та же гитара на стене. Только революционных плакатов ныне нет. Да и обитательница комнаты сильно постарела, из девицы на выданье она превратилась в пожилую и усталую женщину.

Угощая меня травяным чаем с прошлогодним медом, купленным у пресловутого калтайского пасечника, за которого она выдала меня своим подселенным соседкам, Нина тихо рассказывала мне в наступающих сумерках, как умирала ее семья.

– Когда в город вошли красные, «Сибирскую жизнь» закрыли. А на следующий день папу арестовали. Через два месяца его расстреляли в числе активных противников советской власти. Представляете, Пётр Афанасьевич, опубликовали в «Знамени революции» список расстрелянных, и папа стоял там первым, его назвали «бывшим редактором черносотенно-провокаторской газеты „Сибирская жизнь“». Это моего-то папу, который столько всего натерпелся от Союза русского народа…

Нина заплакала. Я молчал, не зная, как ее утешить. Когда она вытерла платочком слезы и немного успокоилась, я спросил ее:

– А что Потанин? Как Григорий Николаевич перенес гибель своего друга и соратника?

Рассказчица тяжело вздохнула.

– Большевикам повезло, он совсем слег в ту пору. Они поместили его в университетскую клинику, окружили показным вниманием, даже назначили особую пенсию от ревкома как одному из первых борцов с царизмом. А вскоре он умер.

Нина внезапно юркнула под стол. Скрипнула половица, и хозяйка достала перетянутую веревочкой связку бумаги.

– Вот оно, это воззвание, – она взяла один из листков и торжественным шепотом стала зачитывать: – «Граждане! Банды большевиков у ворот! Нет, они уже сломали ворота и озверевшие, озлобленные, беспощадные, в крови и огне ворвались в родную Сибирь!.. Сдержать или умереть?.. Иного выхода нет… Я дряхлый старик, но я с радостью пойду туда, куда признают возможным меня взять, чтоб остаток дней и сил своих отдать на защиту горячо любимой мною родины… Враг безумен и беспощаден, гибель и горе на его пути!»

– Это последнее, что продиктовал Григорий Николаевич моему папе и поставил свою подпись под публикацией в «Сибирской жизни». Это его завещание!

Мое лицо запылало, словно его обдали огнем, а на глаза навернулись слезы:

– Значит, я был все-таки на правильном пути? Это Чистяковы ошиблись и извели пол-России, а вовсе не мы? Как мне важно было это узнать, Ниночка! Как важно!

– Конечно, Пётр Афанасьевич. Это циничные садисты, каких еще не знавала история. Столько безвинных людей расстреляли. Они даже создали, как писали в газете, специальную комиссию по уборке трупов. В страшных рвах на Каштаке [201]лежат эти несчастные, и наш папа, наверное, тоже там…

Меня волновало сейчас одно: поняла ли Полина свою ошибку? То, что представлялось ей белым и светлым, на поверку оказалось грязным, черным и кровавым.

Я спросил об этом Нину напрямик. Она равнодушно пожала плечами и с презрением ответила:

– А меня как-то господская жизнь никогда особо не волновала. О чем они там себе думают? Уж точно не о том, как прокормиться. Им специальные пайки по разнарядке привозят. А если захотят и меня расстрелять, то пусть приходят. Вот она я. Никуда не сбежала. Доживаю век в родительском доме. А с Полиной мы теперь вообще не встречаемся. Не о чем нам с ней говорить. Правда, говорят, что она вышла на работу. Кажется, в хирургическое отделение университетской клиники. Ее даже хвалят. Говорят, что хороший хирург.

– А сына моего Петеньку видели?

– Издалека. Его отчим на чекистской машине катал. Красивый мальчик. Только вот кто из него вырастет?

– А где они живут, Нина? Не знаете?

– А где господам жить, как не в экспроприированных хоромах? В бывшем купеческом доме на Соборной площади. Как раз в тех комнатах, где последний раз командарм Полыхаев останавливался. Теперь вот чекистское начальство проживает. А что, удобно. Мужу на работу далеко ходить не надо. Зашел в соседний подъезд, и уже на службе. А через дорогу – тюрьма. Стало скучно, перешел через улицу, спустился в подвал и стреляй сколько душе угодно по живым мишеням. Супруге тоже недалеко до клиники…

– Послушайте, Нина, – перебил я хозяйку. – Мне срочно нужна ваша помощь. Умоляю, помогите мне встретиться с женой!

Нина опешила.

– Но как? – воскликнула она. – Их дом под круглосуточной охраной!

– А в больнице?

– Но уже поздно. У врачей рабочий день уже закончился.

– Но ведь у них бывают ночные дежурства? Давайте позвоним в клинику и узнаем, не дежурит ли нынче хирург… Чистякова?

– Она Коршунова. Но у нас уже давно нет телефона. Еще перед папиным арестом сняли. Я позвоню от соседей.

Нина вернулась через четверть часа. На улице уже совсем стемнело. На паром я явно опоздал.

– Вы провидец. Хирург Коршунова точно дежурит сегодня до утра.

Только она сказала это, как я вскочил со стула, быстро натянул выданные мне дедом Макаром истоптанные сапоги, попрощался и пулей вылетел из дома.

От Сибирской слободки до университетской клиники обычной ходьбы полчаса, но я одолел это расстояние минут за десять. Запыхавшись, я как вихрь ворвался в приемное отделение и огорошил дежурившую медсестру и санитара вопросом: «Где найти врача Коршунову?»